Закон сильного - Ярослав Денисенко

А в комнате меня ждала заплаканная Тай.

Надо заметить, за прошедший месяц моя девушка похорошела несказанно. Она не вела себя больше подобно робкому зверьку, угодившему в логово опасных хищников, где неприметность – единственная надежда на выживание. Запуганная девочка превращалась в молодую женщину, красивую, желанную и уверенную в своей привлекательности. Мне было крайне приятно наблюдать это превращение и – чего уж скромничать! – осознавать свою в нем роль.

Такой резкий откат к началу выглядел пугающе на фоне благостных перемен. Утешать Тай пришлось долго. И самое плохое состояло в том, что, рыдая у меня на плече, девушка так и не призналась, что же именно ее расстроило. Наконец она перестала всхлипывать и задремала, свернувшись доверчивым клубочком в моих объятиях. Осторожно, чтобы не разбудить, я перенес ее на кровать и лег рядом, терзаемый самыми тяжкими предчувствиями. Дурные пророчества Пса припоминались мне снова и снова. Зря я все-таки не выслушал его до конца.

«Надо хотя бы узнать, что за дело он предлагает», – решил я, словно четки, перебирая колечки разметавшихся светлых волос.

– Решил все-таки согласиться на мое предложение? – усмехнулся, лишь завидев меня, Бойцовый Пес.

– Нет, не решил. Но хотел бы услышать подробнее, в чем оно состоит. Кто он, твой таинственный покровитель, и что ему нужно.

– Ну что ж, учитывая, что без моей помощи у тебя даже встретиться с ним не получится, я расскажу. В общих чертах, – согласился Пес, довольно скалясь. С таким выражением лица для полного сходства с собакой ему не хватало лишь клыков да свешенного между ними языка. – Это маги из другой школы. Вроде как наши из Академии увели у них какой-то важный артефакт. А может, болтают, что увели, какая разница… Главное, они крепко не поделили эту штуковину. Чужаки хотят заполучить ее себе, но не готовы марать рук. Вот и пытаются найти того, кто сделает это за них.

Да, в этом и есть все чародеи. Из нашей ли Академии, или откуда еще. Мы – маги, уважаемые достойные люди. Избранники звезд, любимцы Небесных Родителей. Мы не можем вломиться в чужое хранилище и вынести оттуда то, что нужно позарез. Это же воровство и разбой! Пусть разбойники с ворами тем и занимаются. А мы в сторонке отсидимся и сделаем вид, что это нас ни краем не касается.

Только вот если сами они со своими мудреными заклинаниями имеют хоть крошечный шанс преуспеть, простому человеку туда нечего и соваться. Понятно, почему Пес не торопил меня с ответом! Исполнителей для своего задания чародейчики могут ждать хоть до старости. Своей, чародейской, сотни на две лет отстоящей от обычной, человеческой. Потому что идиоты, способные согласиться на такое, сворачивают себе шеи, когда учатся в младенчестве ходить.

– Ну спасибо, – искренне рассмеялся я. – Может, глупость и прописана мне звездами, но чтобы проникнуть в секретное хранилище Академии? Я еще жить хочу.

– Если бы речь шла о хранилище, думаю, у самих магов хватило бы ума понять, что дело безнадежное. Но, по их сведениям, артефакт достался не самой Академии, а одному из архимагистров. Который хранит его дома и делиться с коллегами не спешит.

Дом архимагистра? Ну-ну. Те, кому эта задачка покажется привлекательной, младенчество, возможно, переживут. Но вот сбрить первую юношескую щетину им точно не суждено.

– Надеюсь, уж тебе-то не надо объяснять разницу между бандитом и вором? – хмыкнул я, насмешливо глядя на Пса.

– У тебя есть одно качество, перевешивающее все недостатки, – возразил тот невозмутимо. – Воры пользуются фонариками[4]… Пока не натыкаются на ловушку похитрее. Живого чародея не обмануть самым сложным заклинанием. Но ни один чародей не согласится участвовать в ограблении.

– Только загнанный в угол самоучка, – мрачно завершил я идею.

– Нет, почему же загнанный! – запротестовал Пес, чем-то неуловимо напомнив мне в тот момент своего хозяина Угря. – Это, наоборот, твой шанс вырваться на волю. Время пока терпит, подумай хорошенько. Решишься – пойдем говорить с заказчиком. Тайно вывести тебя из дома я смогу.

На том и разошлись. И что бы там ни болтал Бойцовый Пес про необходимость в покровителях, я был совершенно уверен: дела никогда не станут настолько плохи, чтобы толкнуть меня на такое безумие. В случае чего, возьму с собой Тай да и уйду катакомбами. Ключ-то не разберет, по доброй воле разбудил его носитель нужной крови или он валяется связанный, с кляпом во рту.

Чушь все это. Надо поскорее выкинуть ее из головы и совершенствовать плетение нитей, пока есть возможность. Потом решим с Подсолнухом, куда лучше дернуть когти – от чародеев, Угря со всем семейством… а заодно и Пса с его охотниками грести угли чужими руками, – и рванем прочь.

Лишь добравшись до зала, я понял, что думаю совсем не о жгучих нитях, как следовало бы. А о том, как развеять без лишнего шума чужую плетенку. И мысль эта является венцом цепочки, начинающейся с идеи проникновения в тайник архимагистра.

План с побегом был плох лишь одним. Нет, не тем, что договор с Угрем я нарушу первым. Последние новости подтверждали, что рассказу Пса относительно видов на меня бандитского князя можно верить до последнего слова. Меня не устраивало другое: бежать, поджав хвост, в роли преследуемой жертвы. Я смертельно устал скрываться. За какие-то два месяца, без ученых наставников, без капли знаний о правилах магии я научился тому, что сытенькие чародейские детки постигают годами. Мне хотелось бросить свои успехи в лицо уродам в мантиях, чтобы охотники, идущие по моему следу, вдруг обнаружили на месте ожидаемой легкой добычи матерого хищника, готового дать отпор. Разъяренного болотного зверя в мерцающих плетенках смертоносных заклятий.

Уволочь из дома архимагистра артефакт, за который грызутся магические школы, – разве не достойная прощальная колючка от сорняка Чертополоха?

«Да помогут звезды», – выдохнул я, протягивая руки к нежно-оранжевой плетенке цветка. Качнулись длинные тычинки, словно в немом упреке: что ж ты удумал, изувер!

Вот уж точно: ломать – не строить. Не знаю, буду ли способен когда-нибудь повторить и один лепесток из этой хрупкой ажурной конструкции, проучись я хоть сотню лет. Но вот разрушить ее собирался уже сейчас. Я долго колебался с выбором подопытного заклинания. Цветок был плох паутинной тонкостью нитей, но, с другой стороны, – это самая маленькая и слабая из доступных чужих плетенок, и, если что пойдет не так, возможно, отделаюсь простым испугом.

Истончив коротенькие нити, насколько мог (по виду это напоминало грубую веревку), я коснулся ими заклинания. Я уже пробовал такое раньше, с собственными плетенками: сделать замкнутое кольцо, обособленное от моей силы, а потом «вобрать» его обратно. Теперь же следовало повторить то же самое, но уже с цветком.

Мои синие веревки плотно сомкнулись с оранжевыми волосинками, и два плетения начали сливаться в одно. И тотчас же я понял, что такое напрямую соприкоснуться с чужой нитью. Примерно то же самое я чувствовал, когда однажды по зиме крепко застудил зуб. Только на этот раз больным зубом стало все тело. Закусив губу, я сдерживался из последних сил, чтобы не отбросить заклинание, превратившееся в орудие пытки. Разницу между распадающейся и прочной плетенкой я уже отличал на глаз. Цветок лишился целостности, и от немедленного взрыва его удерживала только сила моего дара. Линии дрожали, теряя форму, а от места слияния нитей по оранжевой плетенке струились, словно расходящиеся в воде чернила, синие разводы. Когда все заклинание приобрело грязновато-серый оттенок, я почувствовал, как боль понемногу отступает, возвращая способность здраво мыслить и оценивать ситуацию. По виду и ощущениям чужая плетенка уже мало отличалась от моей собственной. Дождавшись для верности, когда цвет выровняется окончательно, я принялся медленно ее распускать. Я уже не мучился, как прежде, разделяя нить на части. Действие отшлифовалось настолько, что заклинание словно растворялось синим дымом, такими небольшими были рассеиваемые кусочки. В магическом плане это происходило почти неощутимо, по крайней мере я надеялся, что в общем шуме, наполняющем Подкову, такое останется незамеченным. Плети свои сети, архимагистр, скоро мы испытаем их на прочность.