Башня континуума - Александра Седых

Увы, те времена безвозвратно канули в Лету, и на смену приходили другие. На волне перемен Партия Новых Демократических Преобразований заняла на прошлых выборах большинство в нижней Палате Парламента, а Верховным Канцлером стал председатель ПНДП Монтеррей Милбэнк.

Свобода слова, совести и печати, увеличение расходов на социальные нужды, широкая поддержка профсоюзов, контрреставрация и так далее — с такой программой демократы и одержали победу на выборах. Впрочем, другим фактором, обеспечившим им победу, была банальная усталость избирателей от холеных, жирных, томных лиц консерваторов на экранах и в газетах.

С приходом к власти ПНДП пресса стала чуть более свободной в своей стандартной печатной клевете. Милбэнку со скрипом удалось провести несколько неуклюжих социальных реформ. Налоги опять подняли, инфляция как с катушек сорвалась, а профсоюзы окончательно потеряли всякий стыд и страх. К тому же, точно так же, как прежде и консерваторы, депутаты от ПНДП быстро сделались лощеными, томными и жирными, ревностно лоббировали интересы крупных корпораций и вставали все, как один, когда на заседания нижней палаты Парламента заглядывал монарх, государь Константин Шестнадцатый.

— Контрреставрация, — цедил благой Василевс, с отвращением разглядывая депутатов, причем отчего-то обеих фракций, — в былые времена я бы лично вас всех перевешал на Центральной площади нашей прекрасной столицы, Форта Сибирь. Одного за другим… одного за другим…

Депутаты краснели, как маленькие девочки, пойманные нянькой за воровством варенья, и тупились, стараясь не глядеть друг на друга. Им было стыдно. И поделом.

— Урезание расходов на содержание аппарата Отдела Благонадежности? — благодушно усмехался директор Отдела Благонадежности Блэк Холлис, заглядывая на парламентские слушания. — Да вы, никак, тут все, как один, подкуплены явными и тайными врагами Великой Империи? Ничего. Я с вами разберусь. И… одного за другим, одного за другим…

Глава Священного Трибунала, архиепископ Райт, заглядывая на парламентские слушания, обычно не говорил ничего. Да и что тут можно было сказать? Вот и милосердный пастырь заблудших душ и овец молчал, печально, но красноречиво перебирая четки (которыми, как ходили ужасные слухи, лично душил особо ярых еретиков) и, видимо, возносил небесам молитвы за всех этих нераскаявшихся грешников… прежде чем их… одного за другим… одного за другим…

— Политика социального умиротворения, — рявкал Кит, вышвыривая из кабинета очередного профсоюзного босса, разжиревшего, как боров, на вышеупомянутой политике, — прости и помилуй их, Боже, ибо не ведают, что творят. Потому что если ведают… тогда я сам… одного за другим… одного за другим…

Итак, одним безмятежным солнечным утром, приехав на работу, их милость несказанно поразился, увидев у главного входа в Копилку сонмы репортеров. Еще больше он поразился, когда представители прессы забросали его вопросами, когда он собирается покинуть ряды Консервативной Партии и вступить в ПНДП, а также — что он думает по поводу грядущих выборов на пост губернатора Салема.

— Что? Какие выборы? Вы белены объелись?

Прежде чем Кит далеко не грациозно успел сесть в огромную, вонючую лужу, из недр Копилки выпорхнул лорд Торнтон, первый исполнительный вице-президент «Ланкастер Индастриз», и принял огонь на себя, преданно заслонив лучшего друга и, по совместительству, обожаемого босса, широкой грудью.

— Ричард, что стряслось? — чуть позже осведомился у него Кит, когда Торнтон, отбившись от прессы, явился в кабинет.

— Твой зять. Такой, если помнишь, не красавец, но очень симпатичный…

— Так. И что натворил мой симпатичный зять? Что за ажиотаж?

Ричард протянул ему миниатюрный черный футляр с пленкой.

— Вот. Запись девятичасового выпуска вечерних салемских новостей, местное отделение Три-Ви канала ИСТИНА инк. Герр Джерсей и герр Таггерт объявляют о том, что будут баллотироваться от ПНДП на грядущих губернаторских выборах и озвучивают основные постулаты своей предвыборной программы.

— А?

Торнтону пришлось повторить, причем дважды. Кит глухо застонал.

— Что за чертовщина?! Какие выборы?! Нет, нет. Я помню, Гордон мне говорил про какие-то выборы, но ничего говорил о том, что собирается куда-то баллотироваться. И что еще за Таггерт? Впервые слышу.

— Один из салемских богатых лендлордов, кандидат от Партии Новых Демократических Преобразований на пост губернатора Салема. Твой зять собрался баллотироваться с ним в тандеме, соответственно, на пост первого вице-губернатора. Короче, посмотри, тебе понравится, — пообещал Ричард, с усмешкой загружая пленку в Три-Ви-бокс.

Кит уставился на экран. Что тут могло понравиться? Зрелище производило гнетущее впечатление… попросту ужасающее.

Нет, с Гордоном-то как раз все было в полном ажуре. Его честная, открытая, порядочная физиономия смотрелась на экране великолепно. Он прекрасно знал, как держаться перед камерами, у него наличествовал большой опыт публичных выступлений, отлакированный годами успешной адвокатской практики, речь его была гладка, легка, но не легковесна, спокойна и убедительна. Кроме того, он и впрямь был очень симпатичным.

Зато его соратник Таггерт был поистине ужасен. Во-первых, он был сказочно глуп. Во-вторых, он представлял собой классический образчик обозленного провинциального крестьянина, желающего поднять короля, то есть, Императора Константина, на вилы за непомерные подати. В-третьих, они с Гордоном наперебой толковали о контрреставрации. Гордон понимал хотя бы, о чем идет речь. Бездонно глупый Таггерт совсем ничего не понимал и постоянно и умопомрачительно всерьез путал контрреставрацию то с консумацией, то с конфискацией…

— Ясно. Все кругом считают, что я обо всем знал и санкционировал эту безумную затею, — простонал Кит, — но я ничего не знал! Пожалуйста, Ричард, скажи мне, что сегодня первое апреля.

— Нет.

— День всех святых?

— Нет.

— А какой сегодня день?

— Среда, двадцать первое число.

— А разве не пятница, тринадцатое?

— Нет. Извини.

— Но, может, у тебя были предчувствия, Ричард?

— Мрачные?

— Какими же еще бывают предчувствия, как не мрачными.

— Нет. Я был удивлен не меньше твоего.

— И что? Что теперь делать?

— Лучше объясни, для начала, что твой зять вообще там забыл? — поинтересовался Торнтон желчно. — В ПНДП, я имею в виду. Смотри-ка, их с Таггертом предвыборная программа — отреставрированная и отлакированная предвыборная программа консерваторов, не считая нелепых измышлений о социальной ответственности и дешевой трепотни о контрреставрации. Я уж молчу о том, что твой зять весь из себя обаятельный и умный, а либералы не бывают обаятельными и тем более — умными. Погляди хоть на Милбэнка!

Кит поглядел, благо, далеко идти не пришлось. Портрет Верховного Канцлера в золотой рамке висел в его кабинете рядом с портретом Императора Константина Шестнадцатого, и портретами основателей корпорации — лорда Джека и Стефана Торнтона.