Мертвецы не катаются на лыжах. Призрак убийства - Патриция Мойес

Спецци с хмурым видом пожал плечами.

– Ее отец – граф Понтемаджоре, а муж – барон фон Вюртбург. Идемте наверх.

Когда они вышли, Герда ждала в холле. Следуя впереди, девушка повела их по лестнице, восхитительно пахнувшей лаком и сосновым деревом, и остановилась у двери на втором этаже. В ответ на ее деликатный стук послышался голос барона. Герда открыла дверь.

– Полиция, – коротко сообщила она и отступила назад, пропуская мужчин.

Синьор Россати явно расстарался как мог, чтобы создать удобства, достойные таких важных гостей. Две лучшие комнаты отеля, соединенные внутренней дверью, были превращены в номер люкс. Та, в которую вошли Тиббет и Спецци, представляла собой гостиную: вместо кровати здесь были диван и два кресла; кофейный столик с сомнительной помощью пресс-папье, чернильницы и цикламена в горшке мужественно изображал письменный стол. За ширмой из вощеного ситца в углу, скорее всего, скрывался умывальник. Через открытую внутреннюю дверь Генри заметил смятые простыни на кровати и туалетный столик, заставленный флаконами с духами и косметикой. Обе комнаты выходили на балкон, опоясывавший дом на уровне второго этажа, сквозь высокие окна внутрь струился солнечный свет. За окнами вдали вырисовывались розовые вершины гор, парившие в воздухе и пронзавшие синее небо, а темные, богатого, насыщенного цвета оконные рамы соснового дерева обрамляли искрящийся снег. Видневшаяся далеко внизу Санта-Кьяра напоминала поселение, состоявшее из кукольных домиков, а кресла подъемника, медленно проплывавшие между деревьями, – заводную игрушку.

На первый взгляд комната казалась пустой. Потом Генри увидел барона. Тот стоял на балконе спиной к окну, опершись о деревянные перила цвета меда, и смотрел на расстилавшуюся внизу долину. Затем медленно выпрямился, обернулся и вошел в комнату.

Без шляпы его лицо казалось еще более длинным и угловатым. Он курил турецкую сигарету, ароматный дым которой клубился и зависал в морозном воздухе; вид у него был чрезвычайно сердитый и встревоженный. Спецци вежливо щелкнул каблуками и чуть склонил голову.

– Капитан Спецци, полиция Монтелунги, – официально представился он.

Барон слегка кивнул в подтверждение знакомства. Потом на секунду перевел взгляд своих бледно-голубых глаз на Генри и, обращаясь к Спецци, спросил по-немецки:

– Кто этот человек?

Спецци заметно вздрогнул и робко проговорил:

– Он офицер высокого ранга британской полиции, герр барон, принимающий участие в этом расследовании…

Барон нахмурился. Генри, начинающий сердиться, перебил Спецци:

– Моя фамилия Тиббет. Я направлен сюда Скотленд-Ярдом. А вы, должно быть, барон фон Вюртбург.

Он достал из портмоне визитную карточку и протянул барону.

Барон даже не взглянул на нее. По-прежнему обращаясь к Спецци, он сказал:

– Не вижу, какой интерес это дело может представлять для британской полиции.

– Это весьма запутанное дело, герр барон… – начал Спецци, немного вспотев. – Некоторые аспекты деятельности покойного…

Генри прервал его:

– Боюсь, я имею прямое отношение к этому расследованию, герр барон. Мне происходящее не нравится так же, как и вам, однако, к счастью, у нас нет необходимости беспокоить вас лично. Помочь нам, ответив на несколько вопросов, может ваша супруга.

Взгляд барона стал угрожающе холодным.

– Никто не будет задавать вопросы моей жене без моего присутствия, – отрезал он.

Ответы Генри и Спецци прозвучали одновременно.

– Боюсь, об этом не может быть и речи, – сказал Тиббет.

– Естественно, герр барон. Как пожелаете, – сказал капитан.

Воцарилось неловкое молчание. Потом Генри обратился к Спецци:

– Простите, капитан. Это ваше расследование, и вы, разумеется, вправе вести его так, как считаете нужным.

Барон лишь взглянул на инспектора с ледяной неприязнью, после чего подошел к двери, которая вела в спальню, и спросил:

– Ты готова, дорогая?

Мария Пиа, явно слышавшая все до последнего слова, появилась незамедлительно. Женщина была очень бледна, и Генри показалось, что она плакала. Хрупкость ее фигуры скрывал просторный белый свитер из чистой шерсти, надетый поверх небесно-голубых брюк-форлагеров. Она сокрушенно улыбнулась инспектору, словно извиняясь за поведение мужа и умоляя не думать сурово о ней самой. Генри ободряюще улыбнулся ей в ответ.

Грациозно пройдя через комнату, баронесса опустилась в кресло. Барон тут же устроился на его подлокотнике, приняв вид одновременно защитника и лица второстепенного. Тиббет сел в другое кресло, Спецци плюхнулся на диван и разложил свои записи на сиденье. Стенограф был счастлив расположиться вне поля зрения барона, за псевдописьменным столом.

Спецци начал на заискивающей ноте:

– Сожалею, что вынужден причинить вам неудобство, баронесса…

– Прошу говорить по-немецки, – перебил его барон.

Покраснев, Спецци начал заново:

– Я был бы рад избавить вас от этой неприятной беседы, баронесса, но тот факт, что вы находились на подъемнике в критический момент, заставляет меня…

– Понимаю, понимаю. Перейдем к вопросам, – предложила Мария Пиа по-итальянски. Спецци промокнул лоб платком и продолжил тем не менее по-немецки. Напряжение повисло в воздухе между ними, словно дрожащая струна.

– Вы сели в кресло подъемника… во сколько? – Капитан уставился в свои записи, чтобы не встречаться взглядом с бароном.

– Не могу сказать вам это совершенно точно. Около четверти седьмого, полагаю.

– Как я понимаю, вы ехали следом за синьором ди Санти и перед детьми и их няней.

При упоминании имени скульптора Мария Пиа немного напряглась. Но голос ее звучал безупречно ровно, когда она ответила – упорно по-итальянски:

– Да, верно.

– Я бы хотел, – продолжил Спецци, теперь немного более уверенно, хотя по-прежнему осознавая абсурдность беседы, ведущейся на двух языках, – я бы попросил вас точно описать, как выглядел Хозер, когда проезжал вниз мимо вас.

Мария Пиа нахмурилась.

– Я едва обратила на него внимание, – сказала она. – Было темно, очень холодно, и шел снег. Я лишь мысленно отметила, что это он, – на нем были эти ужасные ботинки. Он съежился в кресле, но это казалось совершенно естественным при такой погоде.

– Вы знаете, что у Хозера был пистолет?

Марию Пиа вопрос, казалось, испугал.

– Пистолет? – переспросила она. – Да… да, я знала.

В тот же миг вмешался барон:

– Чушь! Откуда моя жена могла знать такие вещи?

Маря Пиа, проигнорировав его, серьезно продолжила объяснять Спецци: