Демоны вне расписания - Сергей Осипов

Но лишь на первый взгляд.

– Хорошо выглядишь, – сказал ей Покровский. – Я думал, будет хуже. Думал, мы тебя не откачаем. Ты была как снежная королева, белая и холодная. Упала и не шевелишься. Я тебя скорее в охапку, в машину, снял с Лизы дубленку, накрыл тебя… Доктор тоже подсуетился.

– Я не помню, чтобы там был доктор, – сказала Настя.

– Ты же потеряла сознание…

– Не сразу.

– Он там был, ты его просто не заметила, – улыбнулся Покровский. За время, прошедшее с памятного обеда в «офицерской столовой» за клетчатой скатертью, майор осунулся и стал, как показалось Насте, более нервным. Можно было объяснить это тревогой за здоровье Насти, но Настя такое объяснение видала в гробу в белых тапочках. Она вообще с подозрением относилась к любым попыткам что-то ей разъяснить, и хотя Покровского она слушала, внутри нее будто действовал встроенный фильтр, который отсеивал все, хоть едва похожее на неправду. Пока редкие из слов Покровского преодолели этот фильтр.

– Его я, может, и не заметила… Но я заметила, что ты не рвался мне помогать, когда я тащила старика к машине. Вот это я точно помню. Вы стояли там и смотрели – как в театре.

– Настя, – снисходительно усмехнулся Покровский, – не забывай, что за тобой гнались. Если бы я все бросил и кинулся тебе помогать, то через секунду у нас с тобой сидело бы по пуле между лопаток. Я отстреливал твоих преследователей. Согласись, это важная задача. И вообще, для нас вся эта история стала полной неожиданностью. Ты должна была просто найти ключ, проникнуть в подвал и посмотреть, что там и как. Ты же устроила побег, и нам пришлось в экстренном порядке тебя прикрывать…

– Я не устраивала никаких побегов. Этот… Этот человек там, в подвале, он сам все устроил. Сам разорвал свои цепи, поубивал охрану… Я, кстати, подумала тогда – может, правильно, что его держали в подвале, подальше от людей? Страшноватый тип, между прочим.

– Есть немного, – пробормотал Покровский. – Но удерживать человека против его воли – это противозаконно, поэтому наша операция…

– Вот именно!

– Что?

– Удерживать человека против его воли – противозаконно. Сколько времени вы удерживаете меня против моей воли?! Полгода?

– Настя, это же особый случай…

– Ни фига.

– В любом случае ты справилась с задачей…

– И…

– Мы не станем тебя больше задерживать.

– Неужели?

– Честное слово. Просто остались кое-какие формальности, которые нужно утрясти…

– Сколько еще?

– Два-три дня.

Настя неотрывно смотрела ему в глаза, и Покровский скорректировал сам себя:

– Ну неделя.

– Опять врешь.

– Я не вру, просто могут возникнуть сложности… Но не больше недели.

– И вот эту дрянь у меня из-под кожи…

– Само собой, мы ее уберем. Настя, послушай, я не собираюсь тебя обманывать…

– А я не собираюсь тебе верить.

Покровский вздохнул и попытался одарить Настю укоризненным взглядом, но Настя отразила этот взгляд со всей беспощадностью, на которую была способна в нынешнем состоянии:

– А чего ты ждал после всего, что вы со мной сделали?

– Мы? А что мы с тобой сделали?

Настя зашарила по столу в поисках чашки, чтобы запустить в Покровского, но после инцидента с доктором питье ей приносили исключительно в пластиковых стаканчиках.

– Тебе по пунктам перечислить?! Начиная с Сахновича? Начиная с того, что меня заставили два месяца жить с грузинским мафиози? Жить – я имею в виду спать с ним! Начиная с того, что я расплачиваюсь за преступления, которых я не совершала!

– Твою невиновность мы уже много раз обсуждали и возвращаться к этому не будем. Сахнович… Какие бы тараканы ни водились у него в башке, но он мертв. Он погиб, спасая тебя, между прочим.

– Спасая из ловушки, куда вы меня сами и отправили!

– Знаешь, я видел съемки, читал донесения наружного наблюдения… Не похоже, что ты мучилась и страдала, живя с Гарджели. Ловушка, грузинский мафиози – это слова. Ты просто не видела себя со стороны. Тебе все это очень и очень нравилось.

– А тебе нравилось за мной подглядывать?

Некоторое время они молчали, глядя в разные стороны. Потом Покровский почесал темную щетину на подбородке и негромко сказал:

– Куда-то не туда заехали мы с этим разговором…

Настя ответила не сразу и заговорила совсем о другом:

– Отчего умер Сахнович?

– Его застрелили, когда он вас прикрывал.

– Я видела, как он умер. Это было не похоже на смерть от пули. И не похоже, что ты сейчас говоришь мне правду.

– А много ты видела смертей? Ты хорошо в них разбираешься? – Покровский вроде даже обиделся. – Если ты не видела, как в него медленно и красиво влетает пуля, то это не значит…

– Никто не стрелял, когда он умирал. Я помню, Артем, я была там. Я видела это. Он умер, как будто… Я не знаю, отчего он умер, но он умер страшно. Словно у него был отравлен мозг или…

– Отравлен мозг? – Покровский скептически пожал плечами. – Знаешь, что я думаю? Я думаю, что все это плохие сны. Со временем они пройдут. Все проходит, пройдет и это… – Покровский посмотрел на Настю и не увидел в ее глазах воодушевления. Тогда он добавил: – Я поговорю с доктором, он что-нибудь придумает, чтобы помочь тебе…

– Отлично! – сказала Настя. – Просто блеск.

С этого дня все таблетки, которые оставлял ей добрый доктор, Настя без колебаний спускала в унитаз.

Дни казались ей безвкусным вязким желе, но лишь до поры до времени. До той поры, пока Насте не разрешили выйти из своей комнаты. Это случилось через два дня после разговора с Покровским и на бог весть какой день после завершения ее блестящей карьеры в качестве любимой девушки Михаила Гарджели. Настя предполагала, что проболела как минимум три дня, и Покровский со своей утешительной философией «все пройдет, и это тоже» явился к ней на четвертый. Но сколько дней она на самом деле провалялась после прогулки в мокрых тапочках по заснеженному саду – кто знает? И кто хочет знать? Кто хочет знать, сколько дней бездарно и безвозвратно выпало из жизни? Настя уже потеряла счет таким дням, и начинать эту арифметику заново ей не захотелось.

Так вот, через два дня после визита Покровского ей разрешили прогуляться. Размять ноги, почувствовать себя вернувшейся к «нормальной жизни». Произнося эти слова, добрый доктор держался от Насти на безопасном расстоянии.

Как только Настя переступила порог и оказалась в коридоре, она поняла – все изменилось. Все было не так, как в первый раз.