Инспектор и «Соловей» - Георгий Иосифович Барбалат

и другой человек. Если Сэм Крицкер и Акименко чем-то связаны, можно вести дальнейший поиск в этом направлении. Хотя Акименко был в наших руках, но веских доказательств его вины мы не имели. Только предположения.

Решено было начать с Сэма. После ареста на центральном рынке следователь вел дело только о кражах. Его предупредили, чтобы он ни единым словом не обмолвился об убийстве. Нужно было усыпить внимание Крицкера. Пусть думает, что мы идем только по этому пути и ничего другого не знаем, ничто другое нас не интересует. За это время я довольно тщательно изучил биографию карманника. Знал многое о его характере. Мне было известно, что не пьет даже пива. Ни разу не участвовал в драках. Вероятно, это была трусливость. Мне сообщили, что он долгое время встречался с одной довольно порядочной женщиной. Так что я был подготовлен к беседе. Кроме того, в моих руках были еще кое-какие козыри, которые я мог в любой момент пустить в ход.

Настало время решительного разговора. Сэма Крицкера привели в кабинет. Смуглый парень осторожно присел на край стула.

— Послушайте, Семен Крицкер, не пойму, что происходит. Вы арестованы, как вор-карманник, а наши сотрудники утверждают, что вы соучастник убийства, которое произошло шестого марта в проходном дворе. Помните такое?

Подняв голову от бумаг, я увидел, как Сэм побледнел, капельки пота покрыли его лоб. Удар был нанесен неожиданно и попал в цель. К такому разговору Сэм явно не был готов. И поэтому, наверно, у него, инстинктивно вырвалось:

— Не я убивал!

Ответ прозвучал — убивал другой. Сказанного не воротишь. Теперь нужно было развивать успех, пока Сэм не опомнился.

— Я тоже говорю, что Семен Крицкер никогда не возьмет в руки нож. А мне не верят.

Достал из ящика стола нож с наборной рукояткой.

— Это не ваш нож?

Наблюдаю, как у него расширились зрачки, будто он увидел на столе гремучую змею, а не самодельный финский нож.

Вижу, что узнал. Но упавшим голосом ответил:

— У меня никогда не было ножа.

— И я так думал. Но тогда чей же? Ведь вы были в проходном дворе вечером шестого марта? А эту вещь мы нашли там, на месте преступления.

Но он все-таки опомнился. Я это почувствовал с первых его слов:

— Я стоял недалеко от ворот проходного двора. Видел, как подошла машина «Москвич» и два человека вытащили третьего, видимо, пьяного и повели его во двор. Я подумал, что он живет в этом доме, а друзья привезли его после пьянки. Через некоторое время они выбежали со двора, сели в машину и уехали.

— Запомнили номер машины?

— Падал снег. Я не заметил.

— Каким же образом вы оказались во дворе?

— Подумал, что пьяный еще там. Решил пошарить у него в карманах. Может, что-то осталось после попойки. Он лежал недалеко от сарая. Когда я приблизился, увидел лужу крови. Испугался и убежал. Вот все, что я знаю.

— В общем, это звучит правдоподобно. Но поймите меня правильно. Опровергнуть доводы тех, кто утверждает, что вы соучастник убийства, можно только очень убедительными доказательствами контрдоводами. Подумайте над такими вопросами, которые возникли у меня. Почему вы не вызвали милицию? Не обратились к постовому? Кто был вместе с вами во дворе? Проходившему старику кто-то из вас сказал: «Иди, папаша, своей дорогой». Кто прогнал старика — вы или другой человек? И кто этот человек.

Мой собеседник снова побледнел. Он понял, что у нас немало улик. Но он сделал последнюю попытку увильнуть, Ведь доказать, что он убийца, никто не мог. А раз так — значит он — в безопасности, а от второго — нужно отводить подозрения.

— Со мной никого не было. Может, старику померещилось.

— Вы знакомы с Валерием Акименко?

Смуглое лицо стало совсем бледным. Дрожали длинные пальцы.

— Впервые слышу эту фамилию, — на его лице написано недоумение.

Все эти детали не запишешь в протокол. Это не доказательства.

— Нехорошо, Сэм. Я вас беру под свою защиту, задаю наводящие вопросы. А вы виляете. Если понадобится, мы можем все доказать и иными путями. Могу вам прочитать показания Ломачевского, Мрыщака, Мурзыкаева. Они видели вас вдвоем. Опознали ваши фотографии. Хотите очную ставку?

Он не хотел очной ставки.

— Когда вам стало известно, что в изолятор доставлен Акименко, — вы передали ему два слова: «Будь спок». Как это нужно понимать?

— Я дал ему знать, чтобы он не волновался напрасно.

— Значит — вы знакомы? И в тот вечер он тоже был в проходном дворе? Вы действовали вместе? Следовательно, правы наши сотрудники, утверждая, что вы — соучастник убийства!

И снова я слышу почти утробный крик:

— Я не убивал.

— Верю. Во что был одет Акименко в тот вечер?

— На нем была стеганая куртка.

— Цвет?

— Синий.

Так замкнулась цепь. Но это еще не было доказательством.

Этот допрос дался нелегко. Крицкер совсем издергался и под конец занял позицию «больше ничего не знаю». Продолжать разговор не имело смысла. Когда его уводили в камеру, я посоветовал ему хорошо подумать над своим положением. И быть в дальнейшем правдивым. Он ответил.

— Я связан словом.

— Поймите, что правда дороже слова, данного преступнику.

* * *

Несколько раз ко мне приходила Татьяна Тарасова с просьбой разрешить ей свидание с Семеном Крицкером. Это было сразу после его ареста на центральном рынке. Она сперва называла себя его подругой, потом женой. Мы не имеем права разрешать свидания во время предварительного следствия. Я расспросил Тарасову — хорошо ли она знает Семена, известно ли ей, какими делами он занимался. Она ничего не знала. И я ей рассказал, за что арестован Сэм. Она была очень расстроена, удивлена.

Она работала провизором в одной из аптек в центре города. Круг знакомых весьма ограничен. Что связывало ее с таким человеком? Общие дела? С первого разговора можно было понять, что она не имеет представления о том, какими путями добывает деньги Семен Крицкер.

Ей он всегда говорил, что работает в мастерских научно-исследовательского института. Делает очень важные вещи для экспериментов и ему отваливают каждый раз большие премии. Не обижают его и если приборы, которые он монтирует, работают безотказно.

Частые вечерние отлучки он объясняет тем, что в институте иногда работают по ночам и без его помощи экспериментаторы не могут обойтись. Татьяна верила. У нее не было повода сомневаться в правдивости его слов.

А он умел увлечь, пообещать. Перед ней он рисовал довольно радужную картину: как только получит крупную премию — внесет пай на кооперативную квартиру, и они смогут пожениться. И сама Татьяна старалась вести скромный