Укрощение строптивых. Книга 2 - Маргарита Светлова

«Слава богам, пульс прощупывается, значит, жива!» — я немного успокоился и уже собрался было вызвать духа для того, чтобы позвал доктора, чтобы узнать причину потери сознания, но тут услышал, как моя прелесть что-то пробормотала во сне.

Во сне? Я быстро наклонился и принюхался. — «Ах ты, шалунья, зелье снотворное выпила!» — рассмеялся я в голос, это надо же, как меня развела! В ответ моя лапушка негромко всхрапнула, положила голову на свою ладошку и сладко засопела.

«Нет, ты посмотри на неё, сопит, как ангел, а я тут чуть от ужаса не умер! Рэн, завтра ты мне заплатишь, я тоже шутить умею, и как умею!»

* * *

Рэн

«Он сказал, что любит!» — это была первая мысль, что посетила меня, когда я проснулась и, не открывая глаз, я продолжила нежиться в тёплой постели.

«Ах, как жаль, что это был всего лишь сон», — я немного расстроилась от осознания этого, и всё же, — «какой он чудесный, какая я была счастливая в тот момент, растворяясь в любимом. Боже, а с какой страстью он меня во сне целовал, как обнимал, шептал слова любви …Как же я хочу почувствовать это наяву, очень хочу, всем своим существом!»

Ещё немного полежала, наслаждаясь воспоминаниями, настолько мне было хорошо, мысленно разговаривая с собой.

«Признай, Рэн, ты влюбилась в Вериана окончательно и бесповоротно!» — приняла я сей факт.

Странно, но я не пришла в ужас от этой мысли, а, наоборот, испытала чувство безграничного счастья.

— Вериан, любимый, — со стоном произнесла я эти слова.

— Что, любимая? — услышала над собой бархатный голос магистра, и его дыхание опалило мои губы.

«Любимая…» — мысленно повторяя это слово, не смогла сдержать улыбки, а потом…

Любимая?! Тьма первородная, так это ж не сон! Окончательно просунувшись, я в ужасе распахнула глаза. И, о боже, НЕТ! На меня внимательно смотрят чёрные, как сама бездна, глаза моей погибели-любви: магистра!

— Мама!

— Опять мама? — тихо засмеялся он, а я же….

Пискнув, как полевая мышь, я было дёрнулась в сторону, чтобы сбежать от своего позора и забиться в первую попавшуюся щель, но он не позволил, тут же навалился сверху, прижав своим телом меня к постели, несильно так, но существенно. Смотрит в мои распахнутые от ужаса глаза и улыбается.

«Это ж надо так опростоволоситься!» — мысленно взвыла я. — «Любимым его назвала, и он слышал! Ужас, как я теперь ему в глаза смотреть-то буду!» — от стыда я покраснела, как красно солнышко при закате.

— Рэн, девочка, ну чего ты испугалась? — нежно, словно ветерок, касаясь моих губ своими, спросил он.

— Я? — чуть слышно пропищала я.

— Ну, конечно же, ты, не я же. Ну, так чего, любимая? — спрашивая, продолжал он сладостную пытку, нежно касаясь моих губ.

— Любимая? — переспросила я его.

— Да, любимая, единственная, желанная, счастье моё, жизнь моя! — услышав эти слова из его уст вперемешку с невесомыми поцелуями, я таяла, словно лёд на солнце, не могла поверить в реальность происходящего.

«А может, я ещё сплю?»

— Нет, счастье моё, не спишь, — тихо засмеялся он, — и да, я тебя люблю. А ты?

— Я? — растерянно спросила я, так как не могла окончательно поверить, что это реальность, а не сон, и он любит меня, ЛЮБИТ!!

— Ну, а кто же, ты, милая. Скажи, любишь ли ты меня? — спрашивая, магистр взял меня в плен своих глаз. Ох уж этот взгляд, манящий, обещающий, завораживающий, от него сердце замирает, а в теле появляется сладостная нега. И нет никаких сил, желания вырваться из сладостного плена.

— Я… я, — а про себя, — «не знаю, как сказать, стесняюсь, вот!»

— Трусишка, — усмехнулся он. — Зря, милая, ты так, а я вот не стесняюсь признаться тебе в любви.

От услышанного и перемены в его поведении я потеряла дар речи, который с утра у меня не особо-то и был. А тут вообще пропал окончательно. Короче, как говорит Юлька, я в шоке! Магистр посмотрел на меня с хитрецой во взгляде и решил меня добить окончательно.

— Ну, да ладно, скоро мы этот недуг победим. Так, и на чём мы вчера остановились?

— Мы? Не помню. — решила соврать, считая, что это самый безопасный способ уйти от ответа. Я, конечно, его люблю, но стесняюсь больше.

— Милая, бери пример с меня, я же без стеснения тебе в любви признаюсь! — продолжал он глумиться надо мной. Это меня невероятно взбесило, да так, что я перешла в наступление.

— Давно стесняться перестали? — с вызовом посмотрела на него. От моего выпада, он, кажется, даже растерялся, а потом рассмеялся в голос.

— Рэн, милая, с чего ты взяла, что я тебя стеснялся? Не признавался в своих чувствах — да, но на то были причины, и они никак не связанны со стеснением.

— Да? А не подскажете, с чего вдруг передумали и признались в своих чувствах? — продолжала я злиться на него за то, что он раньше надо мной издевался, хотя утверждает, что любил. Вот не верю я, что любящий человек на такое способен, врёт он, и всё тут, а я как дура поверила! Смотрю, магистр поменялся в лице.

— Рэн, давай так, придёт время, я тебе всё объясню, но пока, если ты действительно меня любишь, просто поверь, иначе не мог. Не отрицаю, что делал тебе осознанно больно и, поверь, сам страдал от этого гораздо больше. Ты не представляешь, какая это мука — делать больно тому, кого всем сердцем любишь! — когда он говорил, в его взгляде сквозила такая боль, что у меня от жалости защемило сердце.

— Давно Вы меня любите? — чуть слышно спросила я его.

— Ты, Рэн, а не Вы, — поправил он меня своим бархатным голосом, от которого мурашки пробежали по телу. — Давно, милая, как только ты поступила в академию. — увидев мой удивлённый взгляд, улыбнулся и продолжил. — Неужели ты думаешь, что я оставил бы без присмотра свою пару?

— Вообще-то, да, я так и думала. — не стала отрицать.

— А вот и зря, ты всегда была под мои присмотром, я знаю о тебе практически всё. Знаешь, я часто любил с тобой гулять вечерами, слушать, как ты сама с собой разговариваешь, и очень любил смотреть на тебя спящую. Так, изо дня в день, проводя с тобой время, я сам не заметил, как полюбил. Просто проснулся однажды и понял — ты всё для меня, а подойти не мог, не имел права, единственное, что мог себе позволить — быть невидимым рядом с тобой. Не представляешь, как это мучительно: быть рядом и не иметь права прикоснуться к тебе, желать обнять и поцеловать, а действовать по-другому. Если днём я мог отвлечься и уйти в работу с головой, то когда наступала ночь, я сходил с ума от тоски и отчаянья.

Я смотрела на любимого мужчину и чувствовала, что он не обманывает меня, и если не может пока открыться, значит, действительно на это у него есть веские причины.