Аборигены Прерии - Сергей Калашников

Человеку на вид было слегка за пятьдесят. Рукопожатие без попытки показать силу, обстоятельное такое, выверенное, можно сказать.

– Привет, я Ляпа.

– Добрый день. Степан.

Вот так мужчины и познакомились. Делла этого человека звала дядей Ляпой, ну и Степка стал к нему так же обращаться.

За завтраком выяснилось, что гость привез долгожданные манометры и вакуумметры, блоки питания, вентили и шиберы – те самые приспособления, без которых ни установки для напыления, ни дуговые, ни лазерные, ни индукционные печки толком не получались. Несколько отличных анализаторов, прекрасный оптический спектрометр – полный восторг в глазах подружки. Все оборудование, без которого она не могла запустить работы в ростовой, прибыло наконец. Явно ведь, что на Земле заказывали.

Ляпа мало говорил, много ел и непрерывно помогал хозяйке – подавал инструменты, бегал за тестером, тянул провода. Прикольное ощущение, когда на побегушках у девчонки муж сугубый и нарочитый. Работы продвигались быстро. Степка, когда прилетал, подключался к ним, в эти дни работали еще шустрее, он был рукастым юношей, и голова у него варила хорошо. У Деллы в распоряжении в такие дни просто оказывалось больше рук и ног, ну и короткие торопливые супружеские контакты сильно повышали ей настроение – видно это было по ней.

Мужчины поначалу между собой, кроме как о болтах и фланцах, ни о чем не толковали – Степа присматривался к новому человеку с некоторой даже настороженностью. Потом оба оттаяли и изредка обменивались мнениями. Дядя Ляпа в основном расспрашивал, о чем толкуют в городе и какие слухи циркулируют среди начальства. Долго фыркал, когда узнал, как называется должность «парня» его «племянницы»: стажер – начальник смены с испытательным сроком и выплатой разницы в зарплате. Это потому, что ни по стажу, ни по возрасту, ни по образованию данный работник никаким руководящим документам в кадровой области категорически не соответствовал, а дело делать кому-то надо. Вот и соорудили канцеляристы формулировку в обход инструкций и правил. Важно то, что, вращаясь среди руководства, слышал он иной раз, о чем толкуют «наверху».

Не прошло и двух недель, как основные установки заработали. Дальше оставалась уже конкретика, подвластная только специалисту. Делла засела за настройку и наладку, а дядя Ляпа принялся разгуливать по острову, изучая «наследство», сохранившееся здесь со старых времен. Степа просматривал наставления по производству полетов, составленные в старые времена для различных аэродромов, ландшафтов и типов климата с учетом всех этапов развития летательной техники. До приезда банды «немеченых» оставалось мало времени – потом здесь будет суетно, – а к профессии, которую начал осваивать, он относился с полной серьезностью. Она для него постепенно становилась смыслом жизни, его вторым «я».

Задули ветры, пошли дожди. Приходили они с северо-запада, со стороны недалекого отсюда экватора, и обильно смачивали южную оконечность материка. Ново-Плесецк тоже получал хорошую порцию влаги, без которой, кстати, и он сам, и все восточное побережье прекрасно бы обошлись – хватало здесь осадков, что приносили с океана циклоны.

Летать на Полигон теперь было нельзя – никого он не убедит, что разглядит приливную волну в пелене дождя. Да и сам перелет при такой видимости без самой крайней надобности проделывать никто не станет. В диспетчерской наступило затишье. Даже самые современные коптеры в такую погоду предпочитали оставаться на земле. Старые работники все, как один, взяли отпуска и подались на север на одном из рейсовых кораблей – туда, где небо сейчас чистое. На северо-восточной оконечности материка, на плато Пифагора, имелась огороженная и отлично охраняемая зона отдыха для ответственных работников, куда и диспетчеры, и пилоты в период устойчивой нелетной погоды получали путевки – давняя здешняя традиция. Там хоть и тропическая зона, но за счет приличной высоты над уровнем моря воздух не прогревался до некомфортных температур.

А вот молодые, приступившие к работе в начале лета, отпусков пока не заработали и были откомандированы в школу, где преподаватели закладывали в них знания в ускоренном темпе. Семь человек прижились в диспетчерской службе из числа несовершеннолетних, из них – две девушки. Вот так и набрался маленький класс, для которого ежедневно проводились по восемь-десять уроков. Расползались на полусогнутых от усталости, но перед тем, как садиться дома за уроки, Степан обязательно прогуливался пешком до окончания песчаной косы, что нависала над проливом, ведущим в Плесецкую бухту.

Он чувствовал, что сильно изменился за последние полгода. Сначала – взрослая работа. Потом эта Делла, от которой неведомо чего ожидать, настолько она казалась старше его по жизненному опыту, по отсутствию комплексов. И он теперь с недоумением поглядывал на своих бывших одноклассников, на их детские проблемы, на глупости, которые творили они на переменах.

Впрочем, начались осенние каникулы, и, кроме их маленького класса, остальные будут отдыхать. А на фоне полосатой башни маяка, что виднелась на противоположном, скалистом берегу пролива, сквозь пелену сплошного дождя угадывалась раскоряка буера, идущего под мокрым парусом на выход в океан. Банда «немеченых» пошла на Полигон. Отмороженные. И ветер почти не чувствовался, и видимость отвратительная, а они поперлись. А он остался и теперь невольно завидовал этим балбесам – завтра они встретятся с Деллой, и уж она их трудоустроит.

Никогда бы не подумал, что полтора месяца разлуки с любимой – это так много. Уроки, конечно, хорошее средство отвлечься от переживаний, но, если бы хоть словечком можно было переброситься с девушкой. А что он, собственно, заладил: девушка да девушка? Делла – его женщина. Для таких издавна применяется традиционное определение – жена. Степа уже большой мальчик, поэтому не будет играть словами. А он, соответственно, муж. Вместе же они – супруги. У них семья, кибитку которой они уже куда-то волокли совместными усилиями. Интересно было бы определиться с направлением.

Степан поправил капюшон плаща, а то капли дождя начали стекать по щеке и проникать за воротник. Отсюда, с окончания косы, до дому полчаса неторопливой ходьбы, есть время поразмышлять о своем семейном будущем. Обычно считается, что уютный дом и устойчивый доход обязательно требуются для того, чтобы молодая пара чувствовала себя уверенно и завела детишек. Уютный дом в данном случае стоило рассматривать чуть шире, чем строение, оборудованное для проживания, – при наличии устойчивого дохода это тривиальная задача. Тем более что сама Делла уже объяснила ему, в каком месте он дома.

Так что ощущение уюта привносит в жизнь стабильная обстановка вокруг – это когда можно спланировать что-то на длительную перспективу и быть уверенным в будущем, а не ждать от судьбы подлостей или мерзостей. Подлости и мерзости Степе ужасно не нравились. Кому из сильных мира сего и, главное, чем могла помешать его юная супруга, да так, что ее жизнь была в опасности? И почему мир богатых или облеченных властью так немилостив к отдельно взятым людям, что способен уничтожить любого, кто ему мешает или угрожает помешать?

Странен это мир, если глянуть на него отстраненно. Он ведь видел, как живут арбузоводы. Никому нет до них дела, и всего-то в их доме достаточно. Наверное, и у рыбаков дела шли неплохо, раз они могли столько всего возить его крошке. А тут, в городе, мир конкуренции – борьбы за лучшее место. Вот, скажем, четверо из школьников – начальники смен, а остальные трое ребят – рядовые диспетчеры. И надо же! Долгуха, с которым он, считай, с первого дня на Прерии в одном классе учится, нашептывает на него начальнику, что, мол, неоптимальные решения принимает Степан, что приводит к перерасходу водорода у рейсовых машин.