Признания мои и комиссара Мегрэ - Жорж Сименон

привратником, сидящим в застекленной клетушке. У каждой двери висит табличка с фамилией комиссара.

Жан Габен в роли комиссара Мегрэ

Девять утра. Комиссары только что пришли и разбирают почту. В других кабинетах сидят инспекторы в пальто и шляпах. Ждут и болтают.

Звонок. Время доклада. Комиссары входят в кабинет своего шефа, начальника уголовной полиции. Кабинет как кабинет, обставленный мебелью красного дерева. За окнами залитая солнцем Сена. Здесь царит атмосфера сердечности. Лишь некоторые из присутствующих приоткрывают папки и обмениваются короткими фразами.

– Как с делом Бару?

– Шофера отпустили. Но будем следить: совершенно очевидно, что он врет.

– В Ла-Виллет убийство с целью ограбления. Кто им занимается?

– Будапешт сообщает, что два международных афериста выехали вчера в Париж.

Один за другим комиссары покидают кабинет и в свою очередь приглашают к себе нужных им инспекторов.

– Как с твоей вчерашней слежкой?

– Женщина ночевала в меблированных комнатах на улице Вавен.

– Одна?

– С клиентом, но тот через четверть часа ушел. Я проследил за ним.

Посетители ждут приема; они вовсе не так счастливы, как можно было бы подумать. Очень хорошо одетый невысокий молодой человек утирает тонким платком лоб. Ему к начальнику отдела по борьбе с наркотиками.

– Садись. Что ты наврешь мне сегодня?

– Я никогда не вру, – мямлит тот.

– Кто снабдил Педро порошком?

Педро, платный партнер для танцев, умер вчера, приняв слишком большую дозу кокаина.

– Это не я.

– А может, Рита, твоя любовница, которая спала и с ним тоже?

– Неужели вы хотите сказать?..

Он напускает на себя целомудренный вид. Комиссар, продолжая допрос, подписывает почту, потом медленно поднимает голову и начинает перечислять целый список обитателей Монмартра, словно все они – его близкие друзья. Дело осложняется замысловатыми постельными отношениями, угрозами убийства, появлением женщины, которая танцевала с Педро, и какого-то командира кавалерийского эскадрона. Во всем этом сам черт ногу сломит. Тогда комиссар нажимает кнопку и небрежно говорит появившемуся инспектору:

– Посади-ка эту скотину за решетку. «Скотина» делает большие глаза и чуть не плачет:

– Я все скажу. Я честный человек. Мой отец был государственным служащим… Порошок ему продал Большой Додо…

– Следующий, – говорит комиссар.

Таких дел у него каждый день несколько, и все они достаточно сложные. Но он лучше, чем кто бы то ни было знает всех этих Жозе, Педро, Больших Додо – в общем, всю эту компанию. Время от времени он звонит вниз, в отдел гостиниц.

– Это вы, старина? Гляньте-ка, кто там спал вчера с Ольгой, ну, этой, веснушчатой, в гостинице «Пигаль»? Спасибо… Нет, ничего серьезного.

В приемной очень приличный господин с орденом Почетного легиона ждет, когда его примет главный шеф. Он уже в возрасте; чувствуется, что ему привычнее заставлять ждать, чем дожидаться самому. Наконец его приглашают. В руках у него светлые перчатки и трость с золотым набалдашником.

– Господин начальник…

– Господин… Присаживайтесь.

– Дело у меня очень щекотливое… Я… Не знаю…

И вот он уже плачет. Какие только люди не плачут в этом кабинете! Начальник терпеливо ждет. Он привык. Потом мягко пытается помочь:

– Речь идет о вашей дочери?

– Нет… О жене…

Короче говоря, она попросту сбежала с каким-то альфонсом. При этом забрала с собой двести тысяч франков, что уже хуже.

– Вы хотите, чтобы я возвратил вам деньги?

Господин делает отрицательный жест, шмыгает носом, сморкается.

– Чтобы я арестовал альфонса?

Нет! Нет! Нет! Не в этом дело.

– Я хочу, чтобы вы вернули мне жену. Скажите ей, что я не стану ее упрекать. Это из-за людей, из-за дочери, понимаете?

Начальник снимает трубку.

– Попросите инспектора Бара… Это вы, Бара? Скажите, вы ничего не слышали о госпоже «X»? А? Как вы сказали?.. Ладно… Улица Токвиля? Спасибо, старина.

Он смотрит на собеседника уже с меньшей жалостью.

– Признайтесь, это случилось по вашей вине.

– По моей?

– Да, по вашей. В вашем возрасте и положении следовало бы вести себя поосмотрительнее.

– Но…

Теперь господин краснеет. Он уже жалеет, что пришел сюда.

– Пусть вам было любопытно, ладно. Но вы взяли в привычку водить жену в места, где ей бывать не следует, втягивали ее в оргии, которые…

– Откуда вы знаете?

– Она вошла во вкус…

И вот уже слышатся всхлипывания, за которыми следует полное признание.

– Это больше не повторится, клянусь. Это все друзья… Уговаривали развлечься… Верните мне жену и…

В приемной еще двадцать человек. Начальник встает.

– Я сделаю все возможное. Идите. Ваша жена находится в квартире на улице Токвиля, но вы туда не ходите…

– Думаете, вам удастся?

– Сегодня вечером она будет дома, – отвечает комиссар и добавляет, повернувшись в сторону приемной: – Следующий.

Опять мужчина в возрасте, с орденом и все прочее. И снова в слезах.

– Мой сын…

– Чек без покрытия?

– Поддельный…

– Что он натворил?

– Ничего.

Начальник пожимает плечами. Он знает сотни, тысячи этих папенькиных сынков, которые от безделья в один прекрасный день решаются подделать подпись, начинают нюхать кокаин или впутываются в какую-нибудь гнусную историю.

– Лучше бы вы заставили его работать.

– Он не хочет…

Дальше, следующий! Дело надо попытаться уладить, и не потому, что эти люди того стоят, а потому, что такие скандалы бесполезны, если не опасны.

– Как вы говорите, мадам?

– Он избил меня до крови. Взгляните… Худощавая бледная женщина, с искаженным красивым лицом. Говорит приглушенно и торопливо. Начальник смотрит на нее, словно пытаясь что-то вспомнить.

– В самом деле? Муж вас избил?

– Смотрите…

Ай-ай-ай! Она уже расстегнула блузку и показывает плечо и грудь.

– Прошу вас… Я…

Поздно. Нервный припадок. Это истеричка. Она разыгрывает эту сцену во всех парижских комиссариатах. Но она не настолько больна, чтобы поместить ее в психиатрическую лечебницу.

– Уведите ее потихоньку. Следующий.

Во всех кабинетах непрерывно звонят телефоны, но никто не выходит из себя. Эти спокойные, уравновешенные люди ведают всеми тайнами Парижа и даже Франции. Они не похожи ни на Шерлока Холмса, ни на Рультабийля[19], ни даже на г-на Лекока[20]. Это большей частью степенные обыватели, которые с удочкой в руках ждут часа, когда выйдут на пенсию, переселятся в деревню и будут возиться в саду.

Наши полицейские не говорят ни об интуиции, ни о чутье. И тем более в их словаре отсутствует слово талант.

Нет! Это знатоки своего дела. В большинстве своем они прошли через отделы гостиниц, борьбы с наркотиками, азартных игр. Во время войны некоторые из них работали в разведке, действуя на территории всех европейских государств и даже в Америке.

– Скажите-ка, мой друг, вы не были в Константинополе в семнадцатом году?

Вопрос