Золотая книга лучших сказок мира - Шарль Перро

Улица, куда привела его старуха, находилась в очень отдалённой части города, и Яков едва мог выбраться из узких переулков. Там была страшная толкотня. По всей вероятности, думал он, где-нибудь поблизости показывают карлика, так как он поминутно слышал возгласы:

— Ах, посмотрите на безобразного карлика! Откуда он взялся? Какой у него длинный нос и как смешно голова торчит у него прямо на плечах! А руки-то, руки какие у него чёрные, безобразные!

В другое время Яков и сам побежал бы за толпой, потому что очень любил смотреть на великанов, карликов и вообще на всякие диковинки, но на этот раз ему было не до того: он спешил вернуться к матери.

Ему стало как-то жутко, когда он пришёл на рынок. Мать всё ещё сидела на своём месте, и в корзине у неё оставалось довольно много овощей,— следовательно, он проспал недолго. Однако ему ещё издали показалось, что мать сидит какая-то грустная, потому что она не зазывала покупателей, а сидела неподвижно, подперев голову рукой; а когда он подошёл поближе, то ему показалось даже, что она бледнее обыкновенного. С минуту он простоял в нерешительности, не зная, что делать но потом собрался с духом, подошёл к ней сзади, ласково опустил руку на её плечо и сказал:

— Что с тобой, мамочка, ты сердишься на меня?

Мать обернулась, но в ту же минуту отшатнулась от него с криком ужаса.

— Что тебе нужно от меня, безобразный карлик! — воскликнула она.— Прочь, прочь от меня, я терпеть не могу подобных шуток!

— Но, мамочка, что с тобой? — спросил Яков с испугом.— Тебе, верно, нездоровится. Зачем же ты гонишь меня, своего сына?

— Я уже сказала тебе: убирайся прочь! — возразила она с гневом.— От меня ты не получишь ни гроша за свои шутки, уродливое создание!

«Вот горе-то, она совсем помешалась! — подумал огорчённый Яков.— Как бы мне отвести её домой?..»

— Милая мамочка, будь же рассудительна, посмотри на меня хорошенько,— ведь я твой сын, твой Яков...

— Нет, это уж чересчур! — воскликнула мать, обращаясь к соседке.— Посмотрите на безобразного карлика! Вот он стоит предо мной и разгоняет покупателей, да ещё осмеливается издеваться над моим несчастьем. Этот бессовестный урод не стыдится уверять меня, будто он — мой сын, мой Яков.

Тут соседки с шумом поднялись и осыпали Якова отборнейшей бранью: ведь торговки, как известно, на этот счёт мастерицы. Они ругали его за то, что он смеётся над несчастьем бедной женщины, у которой семь лет тому назад украли красавца-сына. Они грозили, если он не уйдёт, сейчас же накинуться на него и выцарапать ему глаза.

Бедный Яков не знал, что и подумать обо всём происходящем. Ведь не далее как сегодня утром он пошёл с матерью на рынок, помог ей разложить товар, потом отправился за старухой, поел у неё супу, вздремнул маленько и вернулся на рынок, а между тем и мать и соседки толкуют о каких-то семи годах да ещё называют его безобразным карликом. Что же такое случилось с ним? Однако, убедившись, что мать не хочет его знать, он с трудом удержался от слёз и печально побрёл в лавку, где отец его днём занимался починкой обуви. «Посмотрим,— подумал он,— может быть, он узнает меня; я встану у дверей и заговорю с ним».

Дойдя до лавки сапожника, он остановился перед дверью и заглянул туда. Отец был так углублен в работу, что сначала и не заметил его, но когда случайно взгляд его упал на дверь, он выронил из рук сапог, шило, дратву и воскликнул с ужасом:

— Господи, помилуй, что я вижу?

— Добрый вечер, хозяин! — сказал карлик, входя в лавку.— Как идут дела?

— Плохо, очень плохо, маленький господин! — отвечал отец, к великому изумлению Якова: как видно, он тоже не узнавал сына.— Дело у меня плохо спорится, я одинок, становлюсь старым, а держать подмастерья мне не по средствам.

— А разве у вас нет сына, которого вы могли бы мало-помалу приучить к делу? — продолжал расспрашивать Яков.

— Да, был у меня сын, по имени Яков. Теперь он был бы уже стройным, ловким двадцатилетним парнем и мог бы стать мне отличным помощником. То-то была бы жизнь! Когда ему было ещё двенадцать лет, он выказывал уже большое проворство и ловкость и кое-что уже смыслил в ремесле. А какой был красавчик! Будь он при мне, у меня было бы столько заказчиков, что я перестал бы чинить старьё и шил бы только новые башмаки. Да, видно, этому не суждено исполниться!

— Где же теперь ваш сын? — спросил Яков дрожащим голосом.

— Про то знает один Бог! — отвечал сапожник.— Лет семь тому назад его украли у нас на рынке.

— Семь лет! — воскликнул Яков с ужасом.

— Да, маленький господин, семь лет тому назад. Я ещё, как сейчас, помню, как жена моя вернулась домой с криком и плачем, что мальчик целый день не возвращался, и что она искала его повсюду и не нашла. Я всегда опасался, что так случится. Яков был мальчик красивый — жена гордилась им и была довольна, когда чужие его хвалили. Часто она посылала его с овощами в богатые дома; положим, это было выгодно, потому что его каждый раз щедро награждали за это, а всё-таки не раз говорил я ей: «Берегись, город велик, злых людей много, смотри в оба за Яковом!» Так оно и случилось. Однажды пришла на рынок безобразная старуха, накупила столько овощей, что не могла сама снести их домой; у жены моей сердце жалостливое, вот она и послала с ней мальчика, и с тех пор — только мы его и видели.

— И это случилось семь лет тому назад, говорите вы?

— Да, весной исполнится семь лет. Уж мы искали его, искали, ходили из дома в дом и везде расспрашивали о нём. Многие знали хорошенького мальчика, любили его и помогали нам в розысках, но всё было напрасно. Да и старухи, которая купила у нас овощи, также не могли отыскать. Только одна старая-престарая женщина, прожившая уже на свете девяносто лет, сказала, что это, вероятно, злая волшебница, которая каждые пять—десять лет приходит в город, чтобы закупить себе разные травы.

Сказав это, отец Якова снова взял в руки башмак и обеими руками вытащил дратву. И тут только Яков, наконец,