Спор на беременность - Лилия Сурина

— Маш… а это кто? — показала я глазами на экзотическую личность. Она вызывала у меня больше страх, чем интерес.

— А… это шаманка. Древняя совсем и вредная, жуть! Вроде рамки металлоискателя в аэропорту, пристально всех разглядывает и не пускает в храм недобрых людей, или женщин, у которых критические дни, типа грязные они. У тебя, случаем не эти дни?

— Нет. Жду, но уже дней десять задержка у меня… — шепотом доложила я подруге, и с опаской глянула на шаманку, которая тоже смотрела на меня почему-то. Озноб пробежал по моему телу, я поежилась. — А откуда она знает, добрый человек или нет? И про критические дни?

— Чувствует, наверное. Она же шаманка, работа у нее такая, — весело рассмеялась Маша, и тут же смолкла, увидев неодобрительный взгляд стража храма. — М-даа… пошли уже.

Мы поднялись на мраморные ступени, девушка прошла вперёд, а я занесла ногу, чтобы переступить порог, но вдруг шаманка дернулась в мою сторону и посохом преградила мне путь. Я в ужасе уставилась в ее черные как ночь глаза, руки мои задрожали, отчего на пол с подноса посыпались плоды авокадо и оранжевые апельсины. Что ей надо от меня? Размалеванная старуха прислонила посох к стене и вцепилась в мой поднос, лопоча что-то на испанском языке. Ма-ам-м-очки! Никогда в жизни я не испытывала такой леденящей жути. В глазах потемнело, колючие мурашки вгрызлись в макушку, отчего волосы зашевелились и приподнялись.

— Ли-и-я… да отдай ты ей этот поднос, — Маша пыталась отцепить мои заледеневшие пальцы от металлического блюда, которое я тянула к себе, а страшное разрисованное чудовище с рогами к себе. — Отдай!

Я разжала, наконец, руки и покачнулась, обессилев от схватки. Подруга подхватила меня и усадила на скамейку, обмахивая моё лицо носовым платком. Шаманка поставила завоёванный поднос с дарами на мраморный стол и склонилась надо мной. Боже! Я думала, что страшнее и быть не может, но ошиблась. Чудовище снова застрекотало что-то, обращаясь к моей подруге, но показывая то на меня, то на статую Девы Марии. Маша начала улыбаться и у рогатой аборигенки тоже появился добродушный оскал на физиономии. Она довольно прицокивала, качая головой в мою сторону, отчего огромные рога чуть не бодали мою макушку. Я прижалась к Маше, та ободряюще обняла меня рукой за плечи.

Вдруг шоколадные морщинистые и костлявые пальцы схватились за подол моей футболки и оголили живот. Я чуть не завизжала, когда почувствовала тихое прикосновение чуть ниже пупка, но Маша шепнула, чтоб я не дергалась, все хорошо. Посмотрела в лицо шаманке, она тараторила что-то, улыбаясь мне во весь свой беззубый рот. Потом еще звонко поцокала языком и отошла к колонне. Я расслабилась и обмякла на подружкино плечо.

— Что она сказала? — спросила я тихо.

— Знаешь… я, не совсем ее поняла, она говорит на местном старинном диалекте. Это не совсем испанский… но, кое-что поняла. Говорит, что Дева Мария уже благословила тебя, второй раз просить не нужно. Сказала еще, что ты прошла тот же путь, что и Святая Дева. В общем, что-то такое… Ты не беременна, случаем? — подруга отстранилась от меня и с подозрением уставилась в мои глаза. Я отцепилась от нее и встала.

— Нет. Это абсолютно точно. Не беременна.

— А задержка? Ты говорила, что уже десять дней…

— Так акклиматизация, наверное. Если я и беременна, то только от святого духа! — я засмеялась и с опаской прошла мимо шаманки, которая дремала стоя, упершись лбом в свой древний посох.

Мне хотелось на мост, помечтать над водой, поразмыслить. По пути сорвала веточку с куста. Меня привлекли красивые пушистые розовые цветы, похожие на наши одуванчики. Надо узнать, что это за цветы, расширять кругозор полезно. Остановилась метрах в пятидесяти от острова и стала поджидать свою группу. Разглядывая нежные соцветия, я не заметила, как подошла Маша.

— Желание загадываешь? — спросила она, показывая взглядом на розовые пушистики. — Есть поверье у аборигенов, что если взять семечко тропической акации и загадать ему желание, а потом дунуть на него, то пушинка отнесет твоё желание духам острова. Ну а духи исполнять желание.

— Серьёзно?! Ты веришь в сказки? — подначивала я девушку. Про такое поверье я еще не слыхала. А вот попробую сейчас. — Значит, у меня в руках тропическая акация?

Маша кивком подтвердила, что я держу именно ее. Я оторвала от ветки один цветок, размером с голубиное яйцо, и положила его себе на ладонь. Какое бы желание загадать-то? Надо что-нибудь эдакое, несбыточное… О! есть одно желание, которое никогда в жизни не сбудется. Машин смех отвлек меня от формирования запроса.

— Лия, тут у тебя на сто желаний сразу! — она взяла с моей ладони бутон и оторвала от него одну пушинку. Ее и положила обратно, затем подвела мою руку к моим губам и отошла. — Вот теперь загадывай и дуй на нее. Я не подслушиваю!

Посмотрела на махонькую розовую пушиночку и прошептала ей — «Хочу, чтоб Фил простил меня и приехал… и занялся со мной любовью… прямо вот сегодня. Хочу, чтобы не было этих трех недель. И испанца не было…».

— Бред конечно… — прошептала я и, набрав в легкие воздуха дунула.

Мы с Машей смотрели, как моя пушинка взмыла вверх и полетела над морем. Неожиданно она начала быстро снижаться и через минуту упала в воду, а потом и вовсе утонула. Я огорченно вздохнула и отвернулась. Мне очень хотелось, чтобы сказочная пушинка донесла мое желание до духов острова. А она пала смертью храбрых, под неимоверной тяжестью моего несбыточного желания.

— Что и требовалось доказать… утонуло моё желание… — расстроенно пробурчала я. Подруга стояла пожав губы, сама не рада, что рассказала про старинное поверье. — И в храм не пустили. Такая я везучая. Пойдем, группа наша возвращается.

Приехав к отелю, все разбрелись по своим делам. Я купила в баре яблок штук пять, и пошла в свое бунгало, вгрызаясь на ходу в одно из них. Как вкусно! Никогда не ела такие вкусные яблоки!

Приняла душ, переоделась в шелковую голубую сорочку и распростёрлась на кровати, ожидая прихода Морфея. Спать. Спать. Спать. И забыть про храмы и всякие пушинки. И желания. Но Морфей убаюкивал кого-то другого видимо, ко мне не торопился. Достала из-под подушки мобильник и нашла фотографии Фила. Вдруг накатила волна невыносимой тоски, одиночество жгло мою душу, будто кто-то ставил клеймо — «Одиночка несчастная». Впервые за три недели слёзы заструились по моим щекам, стекая на подушку, впитываясь в нее.