Кровь и Вино. Любимая женщина вампиров - Кира Евгеневна Полынь

такт стучащим о брусчатку колесам. — Я должна была сказать сразу… Должна была объяснить…

— Не мучай себя, моя звездочка, — теплая ткань сюртука опустилась на плечи. Сильные руки вампира тут же обняли меня и прижали к его груди. — Никто не мог предугадать такого исхода. Мы сами виноваты, что оставляли тебя одну.

— Он соврал: я могла сказать, но струсила…

— Не могла, — возразил Амадей, прижимаясь горячими губами к моей макушке. — Не могла, Аврора. Тшшш… Все хорошо.

— Я ничего не поняла из того, что он сказал. Даже оправдаться мне нечем…

— Он ни в чем не обвинял тебя, Аврора, тебе ни о чем беспокоиться.

Словно совершенно не испытывал злости, Амадей утешающе гладил мой затылок и лопатки, качая в своих руках в надежде успокоить. Но меня все равно мучила вина, раз за разом повторяя гневный крик Адриана: «Уведи ее!»

Это звучало как пощечина — заслуженная, но все же болезненная.

Глава 10

Мы добрались до дома в полном молчании. Не спешивший отпускать от себя Амадей, вновь не спросив разрешения, поднял меня на руки, всем видом показывая уверенность в этом действии.

За время поездки смирившись с судьбой и скорым отбытием из Сумеречной Лощины, я безропотно прижалась лицом к его плечу, совсем несвойственно себе и недопустимо утыкаясь носом в мужскую щеку, пахнущую горьковатым парфюмом.

Все, чего мне хотелось сейчас, так это позволить себе немного больше, чем я решилась бы раньше. Это было примерно так же легко, как огреть Генри подсвечником на прощание, зная, что последствия останутся за перечеркнутой линией, как и все мое прошлое.

— Мне это нравится, — немного хрипло прошептал Амадей, слегка разворачивая ко мне лицо и замирая посреди холла. — Что именно из услышанного придало тебе храбрости?

— Все, — невесело усмехнувшись, закрыла глаза, замирая в этом миге и вырубая его отточенным лезвием в памяти. — Особенно если учесть, что вашу речь я не понимаю, и многое из того, что князь рассказал вам, осталось для меня упущенным. Мне стыдно, Амадей. Это недопустимо, я знаю, но…

Оказавшись в ту же секунду на ногах, я растерянно ахнула, ощутив горячие ладони на собственных щеках и сталкиваясь взглядом с потемневшими глазами Амадея.

Смело шагнув вперед, вампир больше не планировал говорить, прижимаясь к моим губам так нежно, но так порывисто, что я невольно выдохнула, размыкая губы.

Опрометчиво фатально.

Горячий и гибкий язык скользнул вглубь, вырвав из груди сдавленный полустон, полухрип, отчего я опустила ладони на мужскую грудь, еще не зная, отталкиваю я его или нет. Губы вампира требовали ответа, но так ненавязчиво и скромно, что я растерялась, ощущая, как подогнулись колени. Впрочем, упасть мне бы не позволили сильные руки — почувствовав, что сопротивления нет, они переместились на талию, стальным поясом прижимая меня к Амадею.

Робкий и совершенно неумелый ответ был воспринят с таким энтузиазмом, что у меня потемнело в глазах от избытка чувств.

Страх и стыд были чрезмерно приправлены еще не опознанной страстью и пылающим, заставляющим сердце оглушительно колотиться в груди желанием.

Дышать было сложно, но, как бы абсурдно это ни звучало, воздух мне нужен был сейчас меньше всего. Я проваливалась под вечные льды этой простой близости между мужчиной и женщиной, чувствуя себя так, словно мир вертится вокруг, кружа голову.

А еще я наконец добралась до то, что так давно хотела.

Клыки.

И нет, к моему удивлению, они не мешались, добавляя той самой щепотки остроты и тонкой грани, когда можно оцарапать губы до крови, слишком увлекшись.

— Это, — тяжело дыша, промолвил Амадей, отрываясь, — твой первый настоящий поцелуй.

Губы сами собой дернулись в улыбке. Покачав головой, я промолчала, не высказав вслух свое предположение.

— Ну давай же, назови меня болваном, — поймав мой подбородок пальцами, Амадей явно заразился веселостью, которая не должна была появиться в столь неоднозначной ситуации. — Ты же хочешь этого.

Я поправила его:

— Не болваном, а глупцом.

— Я буду кем угодно, Аврора.

Вновь позволив мне прижаться к своей груди, вампир как-то отчаянно свел свои руки за моей спиной, словно собирался никогда их не размыкать.

— Кем ты захочешь, только не думай об уходе. Ты должна быть с нами, ты наша. Клан без тебя лишь пепел.

Клан…

— Сколько прошло времени с вашего первого взгляда до создания клана?..

— Менее часа. Ты поступил бы так же…

Разговор Адриана и князя зазвенел в голове. Немного успокоившаяся и отвлекшаяся душа подталкивала как можно быстрее разузнать у вампира, что это значило, в особенности для меня.

— Амадей, ты должен ответить мне на один вопрос.

— И, как и всегда, я скажу правду, — согласился он, напоминая, что не планирует нарушать данное обещание.

— Тот танец, на моей помолвке, он что-то значил?

— Да, — понизив голос, коротко ответил мужчина — так быстро, словно заранее знал, что я у него спрошу.

— И что же?

Уже догадываясь, что я услышу, вновь ощутила острый прилив неизбежности, словно лягушка, которая, барахтаясь в молоке, на секунду решила, что масло взбито и спасение близко.

Я, как и все, не заметила очевидного, пропустив мимо ушей слова вампира и решив, что это просто дань традициям, глупая вежливость и неуемное желание понравиться со стороны моих родных. Даже мысли в голове не промелькнуло о серьезности происходящего, когда я вкладывала пальцы в ладонь Адриана и соглашала разделить с ним танец.

Что Амадей подтверждал прямо сейчас:

— Что ты наша. Как и должно было быть. Мы хотели дать тебе как можно больше времени, чтобы понять это, ощутить себя частью клана. Ты можешь злиться на нас, Аврора, но каждый вампир на месте Адриана поступил бы так же, с первого взгляда ощущая себя неполноценным и неспособным жить без своей единственной.

— Это ложь, — оттолкнув мужчину, вырвалась из его объятий, отступая на несколько шагов назад. — Ваше якобы благородное желание помочь девушке, попавшей в беду, — отдаляясь шаг за шагом, в очередной раз за вечер убедилась в отвратительности этого дня, — и ловкая задумка побега — лишь для того, чтобы привести меня в свой дом, из которого я не должна буду уйти. Все эти милые предложения погостить и чувствовать себя как дома… Все это ложь.

Слушая меня в могильном молчании, Амадей не сводил глаз с моего лица, даже когда я резко сорвала маску и отбросила ее в сторону. Он не двигался, замерев каменной статуей, чем полностью подтверждал правдивость моих выводов.

— Моя мнимая свобода была таким же обманом, как и все вокруг, господин Энеску…

— Наши чувства к тебе и необходимость — не ложь.