Тайный брак императора. История запретной любви - Морис Палеолог

Ваш верный друг О.Л.

К этому письму приложен листок бумаги, исписанный крупным, неровным, тяжелым, грубым почерком, состоящим из прерывающихся, резких, приплюснутых линий. Буквы так топорны, так бесформенны, что их едва можно разобрать. Но вся страница в целом выразительна, как офорт. Подпись читаешь почти без труда: "Роспутин".

Копия факсимиле Распутина:

Давай бох по примеру жить расси оне укоризной страны напримерь нестожества сей минуты евит бох евленье силу увидите рать силу небес победа свами и вас роспутин.

Это означает: "Дай вам Бог жить по примеру России, а не критикой страны, например, ничтожество. С этой минуты Бог явит чудо силы. Ваша рать увидит силу небес. Победа с вами и на вас".

Госпожа Вырубова полагает, что это надо понимать так: Россию не следует попрекать ее монархизмом (примечание госпожи Л.).

У листка, на котором нацарапан этот логогриф, оторван верхний левый угол, где был императорский герб. Значит, Распутин писал в Царском Селе. После тяжелого раздумья я отправляю графине Л. туманный ответ, в котором развиваю следующую идею: "Французский народ, который одарен всей интуицией сердца, прекрасно понимает, что русский народ воплощает свою любовь к отечеству в особе царя…" Мое письмо кончается так: "Итак, пусть ваш пророк успокоится. На той высоте, на которую Россия и Франция вознесли свой общий идеал, они всегда поймут друг друга".

Среда, 4 декабря 1914 г.

Графиня Л. написала мне:

Вы прекрасно ответили на мое письмо, и Ваш ответ находится в августейших руках. Я с тех пор убедилась, что была права, предполагая, будто распоряжение перевести (письмо Распутина) исходило из высших сфер.

Ваш верный друг О. Л.

Среда, 9 декабря 1914 г.

Отсутствие сведений о военных операциях в Польше, предчувствие, оказавшееся слишком основательным, огромные потери, понесенные русской армией; наконец, эвакуация Лодзи — поддерживают в публике мрачное уныние. Мне всюду попадаются лишь люди подавленные. Эта подавленность проявляется не только в салонах и клубах, но и в учреждениях, в магазинах, на улицах.

Сегодня днем я зашел к антикварию на Литейном. Поторговавшись минут пять, он испуганно спросил меня:

— Ах, monsieur, когда кончится эта война… Правда ли, что мы потеряли у Лодзи миллион людей?

— Миллион людей! Кто вам сказал это? Ваши потери значительны, но уверяю, что они далеки от такой цифры. У вас в армии сын или родственник?

— Нет, слава Богу. Но эта война слишком затянулась, слишком ужасна. И потом, мы никогда не победим немцев. Так почему же не покончить с этим сразу?

Я его ободрял, как мог. Я доказывал, что если мы проявим упорство, то наверное победим. Он слушал со скептическим и унылым видом. Когда я замолчал, он сказал:

— Вы, французы, может быть, победите. Мы, русские, нет. Мы проиграем… Но тогда зачем же, Господи, убивать столько людей? Почему не покончить с этим сразу?

Увы! Сколько русских рассуждает так в настоящее время.

Вернувшись в посольство, я застал там старого барона Г., который лет десять тому назад играл политическую роль, но с тех пор участвует только в светских удовольствиях и сплетнях. Он говорил со мной о военных событиях.

— Плохо. Иллюзия рассеялась… Николай — бездарность… Бой у Лодзи — какое безумие, какое поражение! Наши потери больше миллиона людей… Мы никогда не одолеем немцев… Надо подумать о мире.

Я возражал, что три союзные страны обязаны продолжать войну до поражения Германии, потому как на карту поставлены их национальная независимость и целостность. Я добавил, что унизительный мир неизбежно вызовет революцию в России — и какую революцию! В заключение я заявил, что абсолютно убежден в верности императора нашему общему делу.

Г. возразил тихо, как если бы кто-нибудь мог нас услышать:

— О, император… император…

Он остановился. Я настаивал:

— Что вы хотите сказать? Говорите же!

Он продолжил принужденно, так как вступил на опасную почву:

— В настоящее время император не может спокойно говорить о Германии, но он скоро поймет, что ведет Россию к гибели… Ему дадут это понять… Я как будто слышу, как этот каналья Распутин говорит: "Да что же это! Долго ты еще будешь проливать кровь твоего народа? Неужели ты не видишь, что Бог тебя покинул…" В этот день, господин посол, мы будем близки к миру.

Я сухо прервал разговор:

— Это глупые сплетни… император клялся на Евангелии и перед иконой Казанской Божией Матери, что он не подпишет мира, пока на русской земле будет хоть один солдат. Никогда вы меня не заставите поверить, что он не выполнит подобной клятвы. Не забудьте, что в тот день, когда он произносил ее, император пожелал, чтобы я был возле него, чтобы я был свидетелем и порукой в том, в чем он клялся перед Богом. В этом пункте он останется непоколебимым. Он скорее умрет, чем нарушит свое слово.

Четверг, 7 января 1915 г.

Вот уже девять дней длится упорная борьба на левом берегу Вислы в секторе, расположенном между Бзурой и Равкой. 2 января немцам удалось занять важную позицию в Боржимове. Итак, их фронт атаки находится в 60 километрах от Варшавы.

Это положение вызывает в Москве очень суровую оценку, если верить тому, что сообщил мне английский журналист, буквально вчера обедавший в "Славянском базаре". "Во всех московских салонах и кружках проявляется большое раздражение по поводу оборота, какой принимают военные события, — сказал он. — Не могут понять этой остановки всех наступлений и этих постоянных отступлений, которые как будто никогда не должны кончиться… Однако обвиняют не Николая Николаевича, а царя и еще больше царицу. Об Александре Федоровне распространяют самые нелепые слухи. Обвиняют Распутина в том, что он подкуплен Германией, и царицу не называют иначе как "немкой"".

Уже в который раз я слышу, что царицу упрекают в том, будто она и на троне сохранила симпатии, пристрастия, привязанность к Германии. Несчастная женщина ни с какой стороны не заслужила такого обвинения, о котором она знает и которое приводит ее в отчаяние.

Александра Федоровна ни душой, ни сердцем никогда не была немкой. Правда, она немка по происхождению, по крайней мере с отцовской стороны, так как отцом ее был Людвиг IV, великий герцог Гессенский и Рейнский, но она англичанка по матери, принцессе Алисе, дочери королевы Виктории. В 1878 г., в возрасте шести лет, она потеряла мать и с тех пор обычно жила при английском дворе. Ее воспитание, образование, умственное и нравственное развитие были совершенно английские. Еще теперь она англичанка по внешности, по манере, по известному налету чопорности и пуританизма, по непримиримой и воинствующей суровости своего сознания, наконец, по многим интимным привычкам. Этим, впрочем, ограничивается все то, что в ней осталось от ее западного происхождения.