Аттила. Собирается буря - Уильям Нэйпир

Аэций, казалось, как-то странно застыл на месте.

Афинаида тоже.

Тогда она поняла, что такое настоящая любовь. Все ее существо словно потянулось к нему, и Афинаида вдруг подумала с отчаянием: «Это тот мужчина, которого я люблю и буду любить всегда. О, что я наделала?!»

…Я видел, как они избегали друг друга целую зиму. Для каждого из них просто мельком взглянуть на другого казалось самой сладкой, самой острой болью. Влюбленные едва разговаривали. Когда в государство Сасанидов (в Персию) отправили дипломатическую миссию, Аэций, к удивлению некоторых, поехал следом. Молодой человек провел всю зиму вдали от Востока.

Афинаида казалась порой как-то странно отрешенной для молодой жены; но на следующий день императрица слишком громко хвасталась (и слишком открыто, к смущению многих) изумительными чертами характера своего мужа. Женщины, которые чересчур кичатся мужьями, редко хранят им верность. Но в случае с императрицей люди приписывали это естественной теплоте и щедрости ее сердца.

* * *

Весной объявили, что императрица собирается совершить паломничество в Иерусалим.

— Хотя дорога абсолютно безопасна, — добавил Феодосий, — Евдоксию будет сопровождать первая когорта императорской охраны под командованием стратега Аэция.

Феодосий глубоко уважал молодого полководца и с гордостью полагал: только опытнейший воинский отряд может достойно сопроводить его любимую жену.

Это было самое лучшее и одновременно самое худшее, что могло случиться. Проводить время вместе по приказу своего собственного мужа! Боль усиливалась. Вероятно, они втайне хотели страдать. Нужно ли человеческому сердцу испытывать ощущение счастья, или ему просто не хватает сильных, ярких, острых чувств? Разве есть разница в том, какими должны быть эмоции?

Я отправился с ними, видел все и не записал ничего. Но сейчас, в эти последние дни, когда только я остался из всей этой храброй и прекрасной компании… Теперь можно сказать правду.

Свита императрицы взошла на борт императорской баржи, которая стояла на якоре в тихом море в бухте Фосферион. Судно миновало узкий пролив Босфор и бросило якорь на азиатском побережье, где множество кричащих от радости людей размахивало ветками оливы и мирта. Там состоялся обед, данный главой золотого города Хризополиса. Некоторые уже замечали, что императрица и стратег, видимо, презирают друг друга, поскольку едва обмениваются взглядами, не говоря о беседах. Когда им приходилось быть в тесной компании, например, на обеде, эти двое опускали глаза и понижали голос, словно от позора и стыда.

Судно отправилось дальше на восток и оказалось в провинции Вифиния, а затем — в Никомедии. Императрица поехала в прекрасном четырехколесном экипаже. Аэций и отряд держались далеко впереди.

Афинаида прибыла в Гиерополис, чтобы омыть свое очаровательное тело в целебных горячих серных источниках. Оттуда она взяла курс на азиатскую гору Олимп и монастыри, где завязался долгий научный диалог с местными священниками, после которого у тех осталось чувство удивления и покорности, а молодые и темпераментные послушники стали обожать и даже боготворить свою императрицу. Афинаиду равным образом радушно принимали и чествовали в Смирне и Эфесе, во всех больших городах ионийского побережья, на юге Памфилии, в тени гор Тавра, в Селевкии и Тарсе, где жили евангелисты.

Это показное веселое путешествие имело свою тайную политическую цель — закрепить любовь народа, Церкви, властвующих сенаторов во всем Леванте к императору и его обворожительной жене и сделать Феодосия и Афинаиду узнаваемыми и уважаемыми далеко за стенами Константинополя.

Через несколько недель пути процессия оказалась у богатого поселения Антиохии, «третьего города империи», полного галдящих критян, сирийцев, евреев, греков, персов, армян. Город называли Антиохией Прекрасной за знаменитые мраморные улицы, проложенные Иродом Великим. Там впервые стали использовать термин «христиане».

Афинаида влюбилась в этот город в первого взгляда. Она посетила святилище Аполлона, где поженились Марк Антоний и Клеопатра. Теперь оно было наполовину разрушено рьяными религиозными фанатиками. Императрица настояла на послеобеденном путешествии из жаркой и душной Антиохии, подальше от пригородных лачуг, облепивших окрестные холмы, чтобы увидеть своими глазами рощу Дафны, где сотни проституток все еще занимались нехитрым ремеслом «в честь богини».

На обеде императрица произнесла великолепную импровизированную речь о славном прошлом прекрасной Антиохии и процитировала из «Одиссеи»: «Гордо скажу о родстве своем с вашим народом и кровью». Всегда производит хорошее впечатление, когда иноземный сановник заявляет, что он имеет такое же происхождение, как и его аудитория.

На следующий день они выехали из города и отправились на юг, к величественному храму Баальбека. Но по приказу императрицы процессия повернула на восток и двинулась в пустыню, следуя за толпами, хлынувшими на холмы. Они желали посетить религиозный «памятник», столь отличающийся от надменных построек Баальбека — знаменитого святого отшельника Симеона Столпника на пьедестале, расположившегося недалеко от Теланессы. Там, в мерцающей сирийской пустыне, Афинаида, Аэций и их свита увидели своими глазами прославленного святого, сидящего на вершине столпа семидесяти футов в высоту, где он уже находился в течение десяти лет и останется еще на двадцать. Множество паломников расположились у пьедестала, смотря в изумлении на праведника и собирая вшей, падавших с его немытого, истощенного тела на землю. Они прятали насекомых в свою собственную одежду, как ценные мощи, называя их «Божьими жемчужинами».

Ни Афинаида, ни Аэций не искали никаких жемчужин.

В последующие годы многие пытались подражать Симеону. Новости о его великом акте самоуничижения, полном личной неприязни деянии распространились повсюду, и запах чувствовался по всей долине. Далеко в лесах Арденн в Галлии дьякон из Ломбардии попробовал последовать примеру святого, пока другой, более прагматичный епископ не велел ему перестать заниматься такими глупостями.

Возле Симеона сидел еще один житель пьедестала, Даниил Столпник. Даниил начинал с довольно маленького постамента, но щедрый благотворитель хорошо заплатил, чтобы возвели величественную двойную колонну. Можно было перейти к ней с первого пьедестала посредством импровизированного моста из досок, поэтому никогда не приходилось пачкать ноги пылью этого мира. И там Даниил сидел и молился, опорожнял свой желудок и восхвалял Бога.

Когда процессия подошла к прекрасному храму Баальбека, наступил вечер, но покинутое языческое святилище гордо стояло в поздних лучах розового света, озарившего пустыню. Афинаида и ее свита подивились портику Каракаллы с кедровой крышей, изумительным мозаикам на мраморных полах, барельефу Юпитера Гелиопольского и, прежде всего, захватывающему дыхание храму языческого бога, его колоннам, по размерам не имеющим себе равных в мире — примерно восемьдесят футов в высоту и восемнадцать в обхвате. Думаю, таких никогда больше никто ни в какие времена не сможет возвести. Один из камней в основании весил свыше тысячи тонн. Знания о том, как вырезать и передвинуть подобные гигантские глыбы, уже исчезли из памяти человечества. Никогда не суждено нам вновь увидеть такое величие.