Богатырская дружина Мономаха. Русь в огне! - Вадим Николаев

– Нет, – покачал головой Добрыня. – Я дружинник Владимира Мономаха. Приехал в Киев с поручением к Святополку.

Марджана заметно оживилась:

– Дружинник Мономаха? А не знаешь ли ты, часом, убийцу Тугор-хана, Алешу Поповича?

– Как же мне его не знать? – ответил Добрыня. – Ведь я и есть Алеша Попович.

– Ты? – переспросила Марджана, и от Добрыни не укрылось выражение лютой ненависти, лишь на мгновение пробежавшее по ее лицу. – Совсем другим я тебя представляла. Думала, раз сын попа, так хитрый, говорливый. А ты говоришь не торопясь и простой, прямодушный, по всему видно. Но ты и правда Алеша Попович. Вот и лук при тебе, а ведь Алеша, как я слышала, никогда не расстается с луком. Не из этого ли лука был убит Тугор-хан?

– Из этого, – ответил Добрыня, говоря на сей раз чистую правду. И снова в глазах Марджаны на мгновение промелькнула ненависть.

– Так, значит, не хочешь есть? – произнесла Марджана.

– Другой голод меня мучает, – усмехнулся Добрыня.

– Понимаю я, о каком голоде ты толкуешь, – ласково улыбнулась Марджана. – Утолю я его, да так, как тебе и не мечталось. И уж такого славного героя, избавившего Русь от ее врага, я обслужу бесплатно. Но не выпьешь ли покамест браги? Видно, мало ты браги пил у великого князя – смотрю, тверезый совсем.

– От браги не откажусь, – сказал Добрыня. Его сердце часто колотилось, но, не поддававшийся страху в самой лютой сече, не робел он и сейчас.

– Яна, – обратилась Марджана к своей служанке, – поди налей гостю браги.

При этом она сделала пальцами какой-то знак, который Добрыня не должен был увидеть, однако же увидел.

Яна вышла.

– А сколько тебе лет, красавец? – спросила Марджана.

– Двадцать семь, – ответил Добрыня.

Он назвал свой возраст – Алеше было двадцать шесть, и Тугор-хана тот убил в двадцать один год.

– Жаль, тебя спросить об этом нельзя, – добавил Добрыня.

– Отчего же нельзя? – заливисто рассмеялась Марджана. – Нет, я тебе, конечно, не скажу. Но ты можешь и сам посчитать. Я приехала в Киев, когда мне было пятнадцать лет, и было это шесть лет тому назад.

– Двадцать один, – легко подсчитал Добрыня. Марджана, уверенная, что Добрыня ни о чем не подозревает, оказалась слишком неосторожной – она правдиво назвала точный год своего приезда в Киев и свой тогдашний возраст.

– Умеешь считать, – снова засмеялась Марджана.

– А можно, Марина Игнатьевна, задать тебе нескромный вопрос? – проговорил Добрыня.

– Смотря какой, – сказала Марджана.

– Когда ты утратила невинность?

– Ты, похоже, все-таки пил брагу у Святополка, коль задаешь такой дерзкий вопрос. Давно, в тринадцать лет. Так что уже восемь лет изучаю я искусство любви. Ты скоро убедишься, насколько я в этом искусна.

«Значит, правду говорил наш князь, – подумал Добрыня, невольно услышавший на свадьбе шепот Мономаха и Святополка (он сидел слишком близко). – Не девушкой брал ее Святополк. Согрешила она еще девчонкой с каким-то половчанином. Кто знает, может, и с самим Боняком».

Вернулась Яна с большой чашей браги. Добрыня заметил, что служанка бледна и руки ее слегка дрожат.

Добрыня одним залпом выпил всю брагу, понимая, что пьет яд.

– А где, Марина Игнатьевна, у тебя здесь отхожее место? – спросил он, стараясь казаться хмельным.

– Да, ты, видно, сильно переел на пиру, – усмехнулась Марджана. – Недаром от еды отказался. Это на дворе. Яна, проводи гостя.

Добрыня и Яна вышли во двор. Когда они отошли достаточно далеко, Добрыня приставил к горлу Яны меч.

– Говори, змея, – угрожающе прошептал он, – ты ведь подсыпала в брагу яд по приказанию своей хозяйки.

– Прости меня, добрый молодец, – запричитала Яна. – Да, подсыпала. Она бы убила меня.

– Некогда болтать, – оборвал ее Добрыня, отнимая от горла меч. – Показывай, где отхожее место.

Яна показала. Добрыня вошел туда и засунул два пальца в рот, выплескивая вместе с ядом Марджаны все, что он съел на пиру у Святополка. Его рвало впервые в жизни, и это было очень неприятно, но еще неприятней было наступившее чувство сосущей пустоты в желудке.

Он вышел и спросил у Яны:

– Она могла услышать звуки рвоты?

– Нет, это слишком далеко.

– Ты давно у нее служишь?

– Год.

– А сколько тебе лет?

– Четырнадцать. Ох, добрый молодец, избавь меня от нее. Она ведьма, настоящая ведьма. И никакая она не русская, не Марина Игнатьевна. Говорит вроде по-русски, но иногда пробивается у нее иноземный говор. Если приходят двое, а то и больше гостей, она заставляет меня в опочивальню подниматься и ублажать их вместе с ней. А перед тем учила, как это делать, всему научила, что сама умеет, разным похабным ласкам. Часто, когда одна, зовет меня наверх и заставляет себя ласкать, а потом меня ласкает, или наоборот, а иногда одновременно друг друга ласкаем. Это ведь грех содомский. Гореть мне теперь в адском пламени, а чем я виновата, Господи? Я сирота, искала куска хлеба, не знала, к кому нанимаюсь.

– Что же ты не убежишь от нее? – спросил Добрыня, все больше проникаясь жалостью к несчастной Яне.

– Запугала меня она. Не будешь во всем повиноваться – убью. Попробуешь бежать – найду и убью. Пожалуешься кому – тоже убью. Ох, избавь меня от нее, Богом прошу, избавь.

– Избавлю, Яна, – обещал Добрыня, – клянусь, что избавлю. Только и ты мне помоги. Пока ничего делать не надо. Иди к себе и жди. Когда нужна будешь – позову.

Яна обещала ему помочь.

– А что это за знак, который она тебе показала? – спросил Добрыня.

– Она все время ждала, что здесь может появиться ее злейший враг. И если он вдруг появится, говорила она мне, я прикажу тебе принести чашу браги и сделаю этот знак. Тогда ты подсыпешь в брагу яд, который я заранее приготовила, и хорошенько размешаешь, а потом подашь гостю. А не сделаешь этого – все то же: убью. Так, значит, ты ее враг? Но как это может быть? Вы ведь, кажется, видитесь в первый раз.

– Не я – ее враг, мой друг – ее враг. Я нарочно назвался его именем, потому что знаю, кто она и за что хочет отмстить моему другу.

– Кто же она? Погоди… Я сама… Если твой друг – Алеша Попович, убийца Тугор-хана, и она хочет ему отмстить, то, значит, она…

– Марджана, дочь Тугор-хана и жена князя Святополка, – закончил за Яну Добрыня.

– Но все говорили, что Марджана утонула в Днепре, – сказала Яна.

– Как видишь, не утонула.

– А сам ты кто?

– Я Добрыня Никитич, старший дружинник Мономаха. Идем, а то она что-нибудь заподозрит.