Снег на экваторе - Андрей Поляков

Кибера – образцовый объект для понимания того, как Найроби дошел до нынешней жизни. Район вырос из участка, подаренного британскими колонизаторами африканцам, состоявшим на службе в вооруженных силах Ее Величества и защищавшим честь Великой Британской Империи в Первой мировой войне. За сотню лет пристойное поначалу поселение превратилось в ужасающую трущобу, где в лачугах с земляными полами и без удобств ютится почти миллион человек. Причем жильцы платят за убогие комнаты немалые деньги. Да-да, в Кении и в трущобах нельзя поселиться и жить даром. За сарай из ржавых металлических листов площадью метра в четыре без пола, воды, электричества и чего бы то ни было еще нужно было каждый месяц платить 1500–2000 шиллингов, то есть долларов 20–30. В мою бытность в Найроби квартиросъемщики, возмущенные несуразностью соотношения «цена-качество», взбунтовались. Масла в огонь конфликта подлило то, что жильцы и хозяева принадлежат к разным народам. Первые, в основном, представлены луо, а вторые – суданскими нилотами. В ожесточенных стычках под ударами мачете и дубинок с жизнью расстались полтора десятка жителей трущобы. Когда армия и полиция восстановили порядок и защитили частную собственность, Кибера местами напоминала зону военных действий: груды досок и искореженного металла, разбросанные по земле клоки одежды, дымящиеся кучи мусора.

В следующий раз я побывал в трущобе трущоб через полгода с обладательницей звания «Мисс Вселенная», которая путешествовала по миру и проводила в Кении рекламную благотворительную акцию. Убогие лачуги вновь заполняли все пространство, и внешне ничто не напоминало о недавних кровавых событиях. Кавалькада джипов сопровождения Мисс едва протиснулась по кривым узким проходам, которые язык не поворачивается назвать улочками. Миновав сотни сколоченных из разномастных обрезков хибар, авто затормозили напротив кривой вывески «Вино, спиртные напитки и сексуальные услуги». Вселенскую красавицу повели в дом напротив, где в мрачном низеньком бараке, который на фоне остальных хижин смотрелся почти дворцом, расположилась лаборатория диагностики СПИД, оборудованная зарубежными спонсорами. Оттуда путь лежал в детский дом. До него было метров 200, но пройти их пришлось пешком, перепрыгивая через лужи грязи и нечистот. Мисс, одетая в элегантный брючный костюм и туфли на шпильках, угодила в самое затруднительное положение. Рядом бежали ребятишки в грязных майках, с восторгом прижимавшиеся к ней и к прочим белым посетителям трущобы, нежданно свалившимся из другого мира. Вечерний воздух был пропитан дымом костров, на которых обитатели Киберы готовили ужин.

– Ужас! – невольно вырвалось у красавицы, продолжавшей стойко улыбаться.

– Хорошо, что не попали сюда в сезон дождей, – произнес кто-то из свиты, навернувшись на пакет с экскрементами. В Кибере такие целлофановые изделия называют «летающими туалетами». Настоящих нет и в помине. Сделав дело, пакет забрасывают как можно дальше от хибары, руководствуясь принципом: в кого попадет, чур, я не виноват.

Район примыкает к роскошным виллам, что не редкость в городе. Контраст между нищетой и богатством присущ многим столицам, но Найроби потрясает тем, что противоположности соседствуют бок о бок, без промежутков или хотя бы миллиметровых зазоров. К стене, окружающей фешенебельный торговый комплекс, могут спокойно привалиться хибары, сколоченные из случайных кусков фанеры, рядом с чистенькой виллой – гнить высокие кучи разлагающихся отходов, а через дорогу от дорогого отеля – расположиться чумазые землянки, вызывающие ассоциации с норами средневековых рудокопов.

Кибера выделяется и тем, что отстоит недалеко от центра города. Это делает район удобным для осмотра высокими гостями. Жители привыкли к вереницам «Мерседесов» и «Ленд Крузеров», и удивить их непросто. На моей памяти улочек, сплошь покрытых мусором и нечистотами, касались подошвы ботинок послов, мэров, актеров, политиков, среди которых блистали госсекретари США и генеральный секретарь ООН. Что ни год, выдвигаются новые предложения по превращению Киберы в африканский образцовый район нового типа. В 2005 году солидный план, рассчитанный до 2020 года, обнародовал президент Мваи Кибаки. Но изменений к лучшему до сих пор не заметно.

Не видно их и в Матаре, где также проживают сотни тысяч людей, не видно и в других трущобах. Последний генеральный план развития Найроби разработан в 50-е годы прошлого века, то есть до независимости. Тогда речь шла о городе в четверть миллиона жителей, на них рассчитывалась инфраструктура. Сейчас в столице проживает больше трех миллионов, но ширина дорог, пропускная способность водопровода, мощность электрических подстанций или остались такими же, или возросли незначительно.

Большая часть столичных жителей коммунальными службами не охвачена, но и те, кто имеет возможность поселиться в престижных кварталах, не избавлены от неприятных сюрпризов. Помню, как, сославшись на засуху, власти месяцами лишали горожан воды, а подачу электричества ограничивали шестью часами в сутки. Относительно спокойно чувствовали себя лишь те, кто полностью перешел на самообеспечение, установив электрогенератор и объемный бак с водой, куда жидкость заливалась из привозных автоцистерн.

На муниципальные власти надежды мало. Городской совет Найроби – явление редкостное по любым, в том числе и невысоким африканским меркам. Он избран на демократических многопартийных выборах и не может быть уволен по команде сверху, но коррумпирован настолько, что несколько комиссий по расследованию его деятельности рекомендовали орган упразднить. Реформированию не подлежит – таков был их единодушный вывод.

Как явствует из докладов, ни один проект не затевался ради хотя бы самой незначительной, крошечной пользы. Члены совета раздавали городские земли под индивидуальные застройки, присваивали выделенные городу кредиты, повышали себе зарплату под видом выдачи жалования «мертвым душам», то есть несуществующим служащим, никогда не оплачивали счета, совершали массу других подлогов. Плачевный итог не заставил себя ждать: столичные власти не только довели городское хозяйство до полной деградации, но и накопили колоссальный долг.

Для понимания того, как организовано управление Найроби, показательной стала история с массивной золотой цепью, украшавшей столичного мэра на официальных церемониях. После того, как ее похитили, а вора, как положено, не нашли, совет постановил срочно изготовить в ЮАР копию, выделив на это 130 000 долларов. Южноафриканские ювелиры с честью выполнили заказ, но на градоначальственной груди он так и не засверкал. К тому времени деньги бесследно исчезли, и южноафриканцы, отчаявшись дождаться обещанной платы, расплавили цепь, пустив материал на изделия для других, более обязательных клиентов.

Скорее всего, результаты расследований были бы еще убийственнее, если бы не пожар, случившийся в здании совета в 2004 году. Тогда в огне сгинули центнеры важных бумаг. Погибла, например, документация по строительству объектов инфраструктуры и новых дорог. Деятельность такого рода всегда была раздольем для взяточников, так как влиятельные кенийцы обожали строить роскошные виллы на территории, отведенной под градостроительные работы. Для этого требовалось дать взятку нужному человеку, и участок, приобретенный отнюдь не по рыночной стоимости, превращался в частную собственность, а инфраструктурный объект оставался в виде чертежей и благополучно перекочевывал в архив.