Юрий Чурбанов: «Я расскажу все как было…» - Андрей Караулов

От КГБ СССР был, наверное, только приветственный адрес; Юрий Владимирович, питая определенные «симпатии» к Щелокову, не дарил ему ничего. Протокольный адрес — и все.

Если говорить честно, то я бы сказал, что в последние годы Щелоков работал не так уж плохо. Но его все время одолевали какие-то не рабочие мысли. Рабочий день министра кончался где-то около семи часов вечера, у него, как и у всех людей, было два выходных. А мне, если удавалось отдохнуть в воскресенье, так это было хорошо. Мне часто приходилось оставаться за Щелокова, особенно в вечернее время. Так же много и продуктивно, кстати говоря, работали не только члены Коллегии МВД, но и — руководители КГБ, прежде всего сам Юрий Владимирович. А о его болезни мы узнали только в последнее время, когда он был уже Генеральным секретарем ЦК КПСС.

Как только Леонид Ильич умер, уже буквально через две недели Андропов отправил Щелокова в «райскую группу» — так называется в просторечии группа генеральных инспекторов Вооруженных сил СССР. В общем, это то же самое, что и уход на пенсию. Щелоков и опомниться не успел. Я думаю, что Андропов с неприязнью относился к Щелокову не только за «магазин», тут, видимо, существовали какие-то другие, более глубокие причины.

Юрий Владимирович был истинным коммунистом. Если человек, носивший в кармане партбилет, совершал поступки, порочащие имя коммуниста, он не только переживал — этот человек вызывал у него принципиальное презрение. А если это был не просто человек, а руководитель, тем более министр, то тут и говорить нечего. Уверен только, что Андропов не питал симпатий к Щелокову не потому, что ревновал его к Брежневу, это чепуха. Сам Андропов был намного ближе к Леониду Ильичу. Я даже думаю, что, говоря об отношениях Щелокова и Андропова, нельзя употреблять резкие эпитеты. Не личная ненависть, а принципиальные расхождения во взглядах на то, как должен вести себя руководитель министерства, — вот что было между ними.

Даже лично хорошо ко мне относясь, Андропов, конечно, не мог сделать меня министром. Тут существовали определенные соображения этического характера. Юрий Владимирович был мудрым человеком. В этом плане я его понимаю и разделяю его неразгаданные мысли. Больше того: исходя из тех же самых соображений, я и сам, конечно, никогда бы не согласился. Зачем плодить ненужные разговоры?

* * *

Каким же министром был Николай Анисимович Щелоков? Что это за человек? Каковы его положительные и отрицательные качества? Не так просто, наверное, будет разобраться, но я сразу скажу: и все-таки это был министр.

Я понимаю, конечно, что иду сейчас вразрез, о Щелокове так много негативных статей, и у меня наверняка появятся серьезные оппоненты, но ведь заключенному, прямо скажем, терять нечего. Характерная деталь: лишив Щелокова всех орденов и медалей, Президиум Верховного Совета СССР все-таки оставил ему его боевые награды. А если взять Щелокова до войны, во время войны и на посту министра, то это совсем разные Щелоковы.

Сразу скажу, что я никогда не был близок с министром, как сейчас преподносит печать, но пусть это будет только деталью в нашем разговоре. Щелоков — человек самостоятельного мышления, очень энергичный, с хорошей политической смекалкой, которую, правда, сейчас возводят в степень политического авантюризма (где-то, наверное, это так), но все-таки определенная взвешенность и продуманность принимаемых решений у Щелокова была всегда. Он колоссально много работал, особенно в первые годы, когда он действительно глубоко изучал корни преступности в стране. При нем органы внутренних дел стали более уважаемы в народе.

Сейчас говорят, что это журналисты помогали создавать подобное «уважение», но я думаю, что ни один журналист не может взахлеб рассказать о каком-нибудь органе, если этот орган плохо работает. Для милиции было много сделано и в материальном отношении; в 1981 году Совет Министров решил вопрос о повышении денежного содержания сотрудникам органов. Если раньше за офицерское звание лейтенант получал 30 рублей, то теперь — уже 100. Придало ли это новый импульс нашей работе? Бесспорно. Повлияло ли это на стабилизацию кадров, приток новых сил? Конечно.

Я не знаю, поэтому не говорю сейчас об образе жизни Щелокова вне стен министерства, но меня и других членов Коллегии всегда подкупали энергичность, моторность министра, его умение «пробить» интересные вопросы. Кстати, именно Щелоков не раз протестовал, ссылаясь на зарубежный опыт, против больших сроков наказания для женщин и для подростков.

Он предлагал вывести из подчинения Прокуратуры весь следственный аппарат и подчинить его МВД или иметь самостоятельное следствие — в этом он видел большую пользу. А то у нас получается, что Прокуратура и ведет следствие, и надзирает за ним. А это в корне неправильно. Тут сплошь и рядом происходят ошибки, как сейчас.

Щелоков бережно относился к кадрам, я не помню ни одного случая, чтобы чья-то судьба была сломана, чтобы лицо, входившее в номенклатуру министерства, было с позором из органов изгнано, чтобы вокруг этого оступившегося человека искусственно нагнеталась обстановка.

Давайте представим себе начальника УВД крупного промышленного города или области; ведь это человек, которому доверен исключительно важный участок работы — и политический, и криминальный; забот у него хватает. И пусть этот человек даже споткнулся, сделав что-то… То тогда давайте все-таки положим на весы: с одной стороны, его многолетнюю и безупречную службу, а с другой — вот тот проступок, который он совершил. Что перетянет? Неужто нужно сечь голову генералу, изгонять его с позором из органов, отдавать под суд, лишать его формы, орденов и пенсионного обеспечения в старости?

Другая заслуга Щелокова, которую никак нельзя сбросить со счетов, — это установление тесных контактов с партийными, советскими и другими государственными органами. При нем значительно расширена сеть учебных заведений МВД СССР. У нас появились Академия, Высшая школа милиции в Горьком, обновлялись кадры милиции, работа сотрудников аппарата становилась более конкретной, несколько снижалась преступность по отдельным ее видам. По инициативе Щелокова были установлены прочные контакты с органами внутренних дел социалистических и развивающихся стран, увеличили прием на учебу иностранцев.

Конечно, мы не проводили вместе с варшавской милицией операции по отлову советских контрабандистов, тогда их было очень мало, мы к ним интереса не проявляли; у нас не было такой вакханалии в районе Бреста, как сейчас! Отсюда вывод: варшавская криминальная полиция охотно перенимала опыт Московского уголовного розыска; у нас было чему поучиться нашим друзьям — и в хватке, и в оперативном мастерстве. Кроме того, мы всегда оказывали им помощь, снабжали их новейшей криминалистической и другой рабочей техникой, и хотя все это, конечно, Советскому Союзу влетало «в копеечку», нам неоднократно приходилось слышать, что эти деньги было бы можно отдать и собственной милиции, — так, мне кажется, ставить вопрос все-таки нельзя. Да, для нас эти поставки обходились, конечно, дороговато, но и помогать тоже было надо, никуда от этого не денешься. Мне доводилось встречаться с руководителями Польши — той Польши, еще социалистической; я всего один раз был в ГДР, да и то недолго; был в Венгрии, в Болгарии, знакомился с работой их милиции — это была глубокая искренняя дружба между нашими странами; мы откровенно делились (по линии органов) своими проблемами, а они — своими, не менее сложными.