Ангелы не летают - Франц Кафка

СТОРОЖ (на удивление бодро). А я не боюсь. Еще бояться какого-то слуги!

КНЯЗЬ: Он не слуга. Он свободный и богатый человек, граф.

СТОРОЖ: И все равно только слуга, а господин — ты.

КНЯЗЬ: Ну, пусть так, если хочешь. Но ты сам сказал, что боишься.

СТОРОЖ: Мне пришлось бы рассказывать при нем такие вещи, которые только ты должен знать. Я и так слишком много при нем сказал, да?

КНЯЗЬ: Так у нас, значит, взаимное доверие? А я тебя только сегодня впервые увидел.

СТОРОЖ: Увидел-то впервые, а знать-то давно знаешь, что я несу при дворе (поднимает вверх указательный палец) важнейшую службу. Да ты и сам это открыто признал, пожаловав мне медаль «Пламенному». Вот! (Приподнимает медаль на груди.)

КНЯЗЬ: Нет, это медаль за двадцать пять лет службы при дворе. Тебе ее дал еще мой дед. Но и я тоже тебя награжу.

СТОРОЖ: Делай, как захочешь, но чтобы это соответствовало значению моей службы. Я служу тебе сторожем склепа уже тридцать лет.

КНЯЗЬ: Не мне, мое правление длится чуть больше года.

СТОРОЖ (в задумчивости). Тридцать лет. (Умолкает. Затем, как бы с опозданием расслышав замечание князя.) Ночи там тянутся, словно годы.

КНЯЗЬ: О твоей службе мне еще не поступало ни одного доклада. В чем она состоит?

СТОРОЖ: Каждую ночь одно и то же. Каждую ночь почти что жилы рвешь.

КНЯЗЬ: То есть именно ночная служба? Тебе, старому человеку, тяжела ночная служба?

СТОРОЖ: Конечно, Высочество, в этом все и дело. Вот, взять дневную службу. Работа для бездельника. Сиди перед воротами на солнышке да позевывай. Всех происшествий, что собака встанет, толкнет тебя лапой в колено и снова ляжет.

КНЯЗЬ: Но?

СТОРОЖ (кивает). Но зато уж ночью-то устраивают происшествия.

КНЯЗЬ: Кто же?

СТОРОЖ: Господа из склепа.

КНЯЗЬ: Ты их знаешь?

СТОРОЖ: Да.

КНЯЗЬ: Они являются тебе?

СТОРОЖ: Да.

КНЯЗЬ: Этой ночью тоже приходили?

СТОРОЖ: Тоже.

КНЯЗЬ: Как это было?

СТОРОЖ (садится на софе). Как всегда.

Князь поднимается.

Как всегда. До полуночи тишина. Я лежу — прости меня — в кровати и курю трубку. В другой кровати спит моя внучка. В полночь раздается первый стук в окно. Я смотрю на часы. Всегда ровно в полночь. Стук повторяется еще дважды, он смешивается с ударами часов на башне и ничуть их не слабее. Это тебе не человек костяшечками постучит. Но я все это уже знаю и не шевелюсь. Тогда снаружи покашливают и удивляются, что я, несмотря на такие удары, не открываю окно. Пусть княжеское Высочество удивляется! Старый сторож все еще здесь! (Поднимает кулак.)

КНЯЗЬ: Ты мне грозишь?

СТОРОЖ (не сразу поняв). Не тебе. Тому, за окном!

КНЯЗЬ: Кто это?

СТОРОЖ: Он сразу объявляется. Одним ударом распахиваются и ставни, и окна, я едва успеваю набросить одеяло внучке на лицо. Врывается порыв бури и вмиг гасит огонь. Герцог Фридрих! Его лицо с бородой и волосами целиком заполняет все мое несчастное окошко. Как он изменился за эти столетия! Когда он открывает рот, чтобы говорить, ветер забрасывает ему туда его древнюю бороду, и он кусает ее.

КНЯЗЬ: Погоди. Ты говоришь, герцог Фридрих? Какой Фридрих?

СТОРОЖ: Герцог Фридрих, только герцог Фридрих.

КНЯЗЬ: Он называет свое имя?

СТОРОЖ (испуганно). Нет, он его не называет.

КНЯЗЬ: И тем не менее ты знаешь… (обрывает фразу). Рассказывай же дальше!

СТОРОЖ: Ты приказываешь мне рассказывать дальше?

КНЯЗЬ: Естественно. Мне это действительно очень важно; здесь допущена ошибка в распределении работы. Тебя перегружали.

СТОРОЖ (падая на колени). Не отбирай у меня этот пост, Высочество. Я столько за тебя пережил — позволь мне за тебя и умереть! Не закрывай передо мной могилу, в которую я схожу. Я готов служить, я еще могу послужить. Одна такая аудиенция, как сегодня, одна минутка отдыха подле моего господина даст мне сил на десять лет.

КНЯЗЬ (снова садится на софу). Никто не отбирает у тебя твой пост. Как бы я смог обойтись там без твоего опыта! Но я назначу еще одного сторожа, а ты будешь старшим сторожем.

СТОРОЖ: А меня разве не достаточно? Разве я когда-нибудь хоть одного пропустил?

КНЯЗЬ: Во Фридрихспарк?

СТОРОЖ: Нет, из парка. Туда кто же захочет? Если когда-нибудь кто-то и остановится перед решеткой, так я махну из окна рукой — и он уж бежит прочь. А вот оттуда — оттуда хотят все. Ты бы посмотрел, как после полуночи все эти могильные голоса собираются вокруг моего дома. Если бы они там не так теснились, так, я думаю, они бы все вместе, со всем, что за ними есть, ввалились в мое маленькое окошко. Правда, когда становится уж совсем невмоготу, я достаю из-под кровати фонарь, высоко поднимаю его, и эти непонятные существа со смехом и воплями разлетаются во все стороны, я потом только слышу, как они шуршат в самых дальних зарослях на краю парка. Но вскоре они собираются снова.

КНЯЗЬ: И они высказывают тебе свои просьбы?

СТОРОЖ: Вначале они приказывают. Особенно герцог Фридрих. Да еще так уверенно, как ни кто из живущих. Вот уже тридцать лет каждую ночь он верит, что на этот раз я не устою.

КНЯЗЬ: Если он приходит уже тридцать лет, то это не может быть герцог Фридрих, он умер только пятнадцать лет назад. А с таким именем в склепе он один.

СТОРОЖ (слишком увлеченный своим рассказом). Я, Высочество, про это не знаю, я не учился. Я знаю только, как он начинает. «Старый пес, — начинает он у моего окна, — господа стучат, а ты продолжаешь валяться в своей грязной кровати». Они именно на кровать всегда гневаются. И после этого произносим мы каждую ночь почти одни и те же слова. Он — за дверью, я — с другой стороны, прислонясь к двери спиной. Я говорю: «У меня служба только днем». Господин обертывается и кричит в парк: «У него служба только днем». На это раздается общий смех слетевшейся знати. Тогда герцог снова обертывается ко мне: «Сейчас и есть день». Я на это коротко: «Вы ошибаетесь». Герцог: «День или ночь — открывай ворота!» Я: «Это нарушение моей служебной инструкции», — и указываю черенком трубки на прикрепленный к стене листок. Герцог: «Но ты же наш сторож». Я: «Сторож-то ваш, но поставлен правящим князем». Он: «Ты наш сторож, это главное. Поэтому открывай, и немедленно». Я: «Нет». Он: «Дурак, ты лишишься своего места. Герцог Лео пригласил нас на сегодня».