Игры вышнего мира - Олег Авраменко

Марк был заинтригован.

— Что бы это значило?

Сондерс покачал головой:

— Даже не представляю. И хватит об этом, давай играть.

Он щёлкнул пальцами — под воздействием заклинания фигуры вылетели из коробки и выстроились на доске в начальной позиции.

— В прошлый раз у меня были чёрные, — сказал Марк, устраиваясь за столом. — Теперь мои белые. — И он начал со стандартного хода «е2 — е4».

Андреа и Гвен вернулись в школу лишь после семи утра. Марк повстречал их, когда шёл на завтрак. Выглядели они совсем не уставшими, а их дорожные костюмы были довольно чистыми и почти не помятыми, из чего он заключил, что ехать им пришлось недолго.

В ответ на его приветствие, Гвен, как обычно, буркнула что-то неразборчивое, а Андреа тепло улыбнулась и сказала: «Здравствуй. Встретимся на уроках», — и Марк понял, что она искренне рада видеть его. Он тоже был рад её возвращению, всю эту неделю ему очень не хватало общения с ней…

В тот день занятия со школьниками прошли как обычно, разве что Андреа была немного рассеяна и не то чтобы печальна, а скорее меланхолична. Тем не менее, когда Марк спросил у неё, собирается ли она сегодня заниматься по их собственной учебной программе или будет отдыхать, Андреа решительно ответила:

— Конечно, буду заниматься. Я отдыхала больше недели, хватит уже сачковать. После обеда идём в лабораторию.

По понедельникам, с полчетвёртого до полседьмого, Марк и Андреа проводили алхимические опыты. Старший преподаватель алхимии, мастер Алексис, предоставлял в их полное распоряжение свою лабораторию на четвёртом этаже и, что особо ценил Марк, не стоял над ними, контролируя все их действия, а лишь устанавливал в помещении дополнительные защитные заклятия и всё это время находился в соседнем кабинете, занимаясь своими делами, но готовый в любой момент прийти к ним на помощь.

Подобные меры предосторожности были отнюдь не лишними, поскольку Марк и Андреа как раз проходили трансмутацию элементарных веществ — очень сложный и опасный раздел алхимии. Пока они занимались только расщеплением элементов; противоположный процесс, соединение, требовал более углублённой подготовки, и к его изучению предполагалось перейти лишь через два или три месяца; а уже вслед за этим должны были последовать многоступенчатые комплексные реакции, включающие в себя оба типа превращений.

Сегодня как раз настал черёд самой знаменитой и даже легендарной алхимической реакции — получения золота из ртути. Ещё две недели назад, на своём прошлом лабораторном занятии, Марк и Андреа провели необходимую подготовку, разделив десять унций ртути на семь весовых фракций (Андреа называла их изотопами — такое же слово, кстати, Марк иногда слышал от королевы Инги). Первая из них, самая лёгкая, вообще не годилась — из неё нельзя было получить золото путём простого расщепления. Также для простоты эксперимента были отброшены вторая, третья, шестая и седьмая фракции, поскольку первые две при реакции выделяли горючий водород, а две вторые — смесь водорода с гелием. Оставшуюся ртуть — немногим больше четырёх унций от первоначальных десяти — они в равных количествах поместили в две маленькие реторты из сверхпрочного колдовского стекла и в течение следующих полутора часов занимались конструированием сложной системы чар, которые должны были запустить процесс расщепления, а затем поддерживать его в заданном русле.

Марк справился быстрее, и в его реторте на поверхности ртути стали появляться крохотные пузырьки гелия — побочного продукта при образовании золота. Газ выходил из тонкого горлышка сосуда, снабжённого фильтром для очистки от ртутных паров, и просто рассеивался в воздухе — он был совершенно нетоксичный и негорючий.

Минут через десять реакция началась и в реторте Андреа, однако пошла быстрее, чем положено, что грозило неправильным расщеплением ртути и, как следствие, возникновением смертельной эманации — на Основе это называлось радиоактивным излучением. Впрочем, Андреа тут же исправила свою ошибку, и реакция стала протекать с нормальной скоростью.

— Вот дурочка! — выругала она себя. — Завидно стало, что ты управился быстрее, и начала спешить как на пожар. Мне пора уже смириться, что ты лучше меня.

— В этом нет моей заслуги, — сказал Марк. — Всё дело в шкуре.

Андреа покачала головой:

— Брось, Марк, не прибедняйся. Ты же прекрасно понимаешь, что здесь разница в нашей магической силе не играет почти никакой роли. Только и того, что ты можешь запустить реакцию для большего количества вещества, чем я. К твоему сведению, только четыре процента инквизиторов способны производить расщепление веществ. Исходя из логики, основанной на одной лишь силе, следовало бы ожидать, что средние колдуны, вроде меня, не смеют и мечтать о трансмутации элементов. Ан, нет, оказывается смеют — и не только мечтать! В алхимии на первом месте стоят знания, талант и мастерство. А колдовство для неё лишь инструмент — обязательный, но далеко не достаточный. Это наука и искусство, смешанные в одном флаконе. За что я, собственно, её и люблю.

— А почему ты не пошла на кафедру алхимии? — поинтересовался Марк, не переставая следить за ретортами. — Ведь вы с Гвен начали работать в школе раньше, чем Сондерс.

— Тогда здесь был другой младший ассистент, — объяснила Андреа. — А когда он ушёл, я не стала проситься на его место. Мне понравилось на общей магии. — Она расстегнула ворот своей учительской мантии. — Кстати, становится жарковато, ты не находишь?

— Да, действительно, — согласился Марк.

Тепло выделялось не от самой реакции (которая, напротив, требовала больших затрат энергии), воздух в лаборатории нагревался от чар, поддерживавших эту реакцию. Марк осторожно воздействовал охлаждающим заклятием, и температура стала нормальной.

Между тем Андреа сняла мантию, оставшись в блузке и облегающих брюках. Она часто носила такую одежду, и Марку это нравилось. Впрочем, ему нравился любой её наряд — просто потому, что нравилась сама Андреа. И если в начале их знакомства она привлекала его своим сходством с Ингой, то постепенно эта причина утратила свою актуальность. Теперь Марк видел в ней именно Андреа, а не воображаемую сестру Инги; он воспринимал её такой, какая она есть, и уже перестал искать в ней черты другой женщины. Она и так была хороша, без всякой идеализации…

Андреа повесила мантию на спинку стула и сочувственно посмотрела на Марка:

— Наверное, тяжело всё время носить эту шкуру?

— Да нет, — ответил Марк. — Только поначалу было неудобно из-за лишнего груза на плечах, но со временем я к этому привык и уже перестал его замечать.

— Я не о том, — уточнила она. — Должно быть, тебе жарко в шкуре.

— Ничуть. Она чутко реагирует на мои ощущения и окружающую среду. Согревает, когда холодно, и охлаждает, когда становится жарко. Так что в этом отношении я не чувствую никакого дискомфорта.

— Зато дискомфорт в другом, — заметила Андреа. — В том, что посторонний, в сущности, предмет стал твоим неизменным спутником, с которым ты связан на всю жизнь.