Этюд для Фрейда - Чингиз Абдуллаев

– Кто убийца? – выдохнула Наиля. – Кого они нашли?

– Пока не знают, кто именно, но уже известно, что там былапосторонняя женщина, – радостно сообщила Римма, – он говорит, что онисмогли снять незнакомку, которая выходила из дома. И сейчас проверяют одежду иобувь, которая на ней была. Пригласили специалистов, чтобы те смогли назвать иммарку обуви. А потом начнут искать убийцу.

– Женщина? – не поверила Наиля. – Какая женщина?Разве его убила женщина? Я думала, что мужчина.

– Это пока только их предположение, – вмешаласьГалия, – никто точно не знает.

– Как они могут узнать убийцу по обуви? – не понялаСветлана. – Ведь такую модель могут надеть тысячи разных женщин. Если быэто была эксклюзивная обувь в одном экземпляре, тогда понятно.

– Не знаю, – ответила Римма, – но он обещал ещепозвонить. Посмотрим, что он скажет.

– Нам нужно идти, – посмотрел на часы дипломат, –уже поздно, а у меня сегодня вечером встреча с итальянским послом. Прошу меняизвинить, госпожа Сабирова, – он поднялся и церемонно поклонился.

– Я останусь, – сообщила ему Светлана. Она неспрашивала разрешения. Она лишь информировала мужа о том, что остается.

– Лучше поедем вместе, – предложил посол, чутьнахмурившись, – ты не знаешь, какие дела могут быть у твоей подруги.

—Я хочу остаться, – упрямо возразила Светлана, – уРиммы машина, она может меня отвезти.

– У нас важная встреча, – напомнил посол. Он явнонервничал.

—Я ее привезу, – подтвердила Римма.

– Вот видишь, – сказала Светлана, показывая наподругу, – ты всегда споришь по любому пустяку.

– Как тебе удобно, – решил наконец посол, – досвидания, господин Дронго, – он подошел к нему и энергично пожал руку.Галия проводила его до дверей и вернулась обратно. Послышался шум отъезжающеймашины.

—Теперь, когда гости ушли, можно и подурачиться, –радостно заявила Светлана, вытягивая ноги, – у меня очень хороший муж, ноон такой зануда. У него, наверно, в детстве было много комплексов из-замаленького роста. Ты, Римма, тоже хороша, затеяла с ним спор. Он чуть не умерот ужаса. Ты знаешь, какие эти латиносы набожные.

– Удивляюсь, как ты с ним живешь, – сказалаГалия, – вы такие разные люди.

– Уже привыкли друг к другу, – усмехнуласьСветлана, – ничего страшного. Как говорят в таких случаях,стерпится-слюбится. А вы как думаете, господин Дронго? Вы женаты?

– Да, – кивнул он, – но моя супруга и дети живутотдельно от меня.

– Вы развелись? – сразу спросила Светлана.

– Нет. У нас прекрасные отношения.

– Тогда почему отдельно? – не поняла супруга дипломата.

– Так удобнее. В силу моей профессии я должен быть всегдаодин. Чтобы не подставлять жену и детей.

– Сложная профессия, – задумчиво произнесла Галия,услышав его ответ.

– Зато удобно, – заметила Римма, – не нужнопрятаться ни от жены, ни от любовниц. Можно встречаться с кем угодно и жить какхочется.

– Не уверен, что мне этого хочется, – ответил Дронго.

– Значит, вы – женоненавистник? – спросилаРимма, – или принадлежите к тому исчезающему виду мужчин, которыевлюбляются один раз в жизни и навсегда?

– Ни то и ни другое. Я люблю женщин. И не всегда являюсьпримерным семьянином. Но мне не очень хочется всегда прятаться, если вы этоимели в виду. Я считаю, что супруги должны доверять друг другу и уважать другдруга.

– Что значит «уважать» в вашем понимании? – неунималась Римма. – Не изменять? Любить жену? Не обманывать?

– Если она ваша жена, то значит, вы уже ее любите, –парировал Дронго, – что касается «уважать», то хотя бы для начала вестисебя относительно порядочно. Я понимаю, что мужчинам трудно сохранять верностьодной женщине на протяжении всей жизни. Но тогда нужно хотя бы сделать так, чтобыне причинять боль жене.

– Теперь понимаю. То есть изменять так, чтобы она об этом неузнала. Я ошиблась. Вы принадлежите к другому типу мужчин, которые считают длясебя возможным вести разгульную жизнь, а женщин запирают дома в домашнихклетках, не позволяя ничего лишнего. Верно?

– Не верно. Я знал многих женщин, еще до того как женился. Ивсегда оставлял за ними право на свободу. Любой из нас имеет право сам решать,что ему делать. Любить или не любить, изменять или не изменять. Это выборкаждого, и никто не имеет права навязывать свои стандарты другим. Даже оченьблизким людям.

– Значит, если вы изменяете, то вам можно, –торжествующе сказала Римма, – а жене изменять, то нельзя? Так я должна васпонимать? Или за женой вы тоже оставляете право выбора?

Четыре пары женских глаз смотрели на него. Он усмехнулся.

– Я вам уже сказал. За любым человеком. Если моя супругарешит, что ей будет хорошо с другим человеком, она уйдет к другому. И я думаю,что так будет правильно.

– Вы ненормальный, – решительно заявила Римма, – но,честное слово, я хотела бы быть вашей женой.

– Надеюсь, что это не только потому, что я ратую за свободупартнеров, – вежливо ответил ей в тон Дронго.

Все рассмеялись. Опять раздался телефонный звонок. Дронгозаставил себя не убирать улыбку. Неужели Мужицкий не может успокоиться? Ему такважно дать знать послу, что он самый значительный человек в прокуратуре? Риммадостала свой аппарат.

– Слушаю, – весело сказала она, – я вас слышу,Павел Александрович. Здравствуйте, еще раз. Да, понимаю. Нет, никому не скажу.Я уже разговаривала с господином послом. Я вас слышу. Понимаю. Не может быть!Какой ужас! Да, я все поняла. Спасибо. Большое спасибо. Я все поняла. Никому нескажу. До свидания.

Она убрала аппарат.

– Гуччи, – громко произнесла она, – можете себе представить?Эта незнакомая женщина была в обуви от Гуччи. Какая мерзавка! Они подозревают,что она могла быть замешана в убийстве. Теперь они будут искать убийцу.

– На этой таинственной женщине была обувь от Гуччи? –переспросила Наиля.

– Да, – кивнула Римма.

– Я не ношу Гуччи, – задумчиво произнесла Наиля, –мама, по-моему, у тебя есть одна пара от Гуччи. Я привозила тебя их из Италии.

– Да, – спокойно ответила Галия, – кажется, есть.

– А я не люблю Гуччи, – вмешалась Римма, –вычурная и не очень удобная обувь. У нас Светлана любит итальянцев, но онавсегда покупает Феррагамо и Версачче.

– Мне так удобнее, – ответила Светлана.

– Кто это мог быть? – спросила Наиля. – Что делалаэта женщина в нашем доме? И почему они все время говорят о женщине? Тычто-нибудь понимаешь, мама? А вы, господин Дронго?