Безмятежное зло - Яна Розова

…Владимир Николаевич выговорился и засобирался домой, Богдан клевал носом.

– Пап, что делать будем? – спросила его Феня на лестничной клетке, прикрыв за собой дверь.

– А что тут делать? Подождем, пока Валера поправится, и ему парней вернем. Лишь бы в целости и сохранности! Вот, например, что они сейчас делают?.. Ни один телефон не отвечает!

– Пап, я о Богдане.

– А! Ну да…

– Что «ну да»?

– Ну, да – вопрос требует размышления.

На лице Фени отобразилось страдание.

– Пока, папа, – сказала она и вернулась домой.

Остаток этого долгого дня Феня посвятила хозяйственным делам.

– Мне так повезло, что я к тебе попал, – сказал Богдан Фене. – Я обещаю, что надолго не задержусь, вспомню все и исчезну.

Феня жарила ему покупные котлетки, витая мыслями в облаках.

– Чего?

– Мне повезло…

Феня подумала, что улыбка ясно обозначила возраст Богдана – лет тридцать пять, не меньше. А то и сорок.

«Интересно, а на сколько лет я сейчас выгляжу?», – спросила она себя.

– О чем думаешь?

– Кажется, завтра я увижу человека, который хотел убить Валерку.

В двух словах Феня рассказала о записи на видеорегистраторе.

Он восхитился:

– Повезло тому пареньку в кутузке! И тебе денег не жалко?

Вопрос Фене показался детсадовским: кто ж на правду денег жалеет? И, кстати, только из желания узнать правду, Феня позволила Богдану оставаться в ее жилище, которое она считала своей крепостью.

Она снова сосредоточилась на котлетках.

– Почему ты одна живешь? Такая симпатичная женщина, добрая, а одна. Это несправедливо.

– Мне так удобнее.

Обычно ее мало волновало, что думают люди, узнав, что Фене в одиночестве вполне комфортно и никаких романов-замужеств она не планирует. Но тут вдруг стало ясно, что этот красивый мужчина смотрит на нее с откровенным непониманием. А правда, можно ли поверить, что женщина не хочет замуж, детей, семью и все как у людей?..

– Я такой человек, – попыталась она объяснить. – Одиночество – это мое естественное состояние.

– А пробовала быть не одной?..

– Да.

– И что?

– Понравилось, – искренне ответила она.

Звучало абсурдно: если тебе понравилось замужем, то почему ты говоришь, что тебе одной комфортнее? Но объяснить что-то правильными словами Феня уже не смогла бы – Богдан смотрел на нее так, что становилось ясно: свои выводы он сделал.

Махнув на эти его выводы, Феня подала котлеты и ушла в спальню – ей хотелось скорее закончить день, чтобы наступило завтра.

Адвокат Кокарева позвонил рано утром. Он представился Дмитрием Скобелевым, обругал Хвостова козлом вонючим и продиктовал номер телефона некоего Владика Хасаева.

– Хасаев требует сто тысяч, а Хвостов… ну, я уже сказал, кто он, раз считает, что вы должны платить за следствие что-то большее, чем налоги. У вас есть сто тысяч?

– Неважно, что там думает Хвостов. Я заплачу за запись, потому что Валера – мой лучший друг, – ответила Феня. – Но… возможно, мне не захочется отдать запись Хвостову.

– Все понимаю! На вашем месте я бы нашел негодяя и тихо укокошил его.

Это слово – «укокошил» – прозвучало по-мультяшному жутко.

– Вы прям дон Корлеоне какой-то.

– С нашими законами только дон Корлеоне чувствовал бы себя комфортно.

– Вообще-то, я имела в виду, что мне не хочется спасать Кокарева от пожизненного. Мне неприятно сознавать, что через пятнадцать лет он снова будет на свободе. Кокарев – убежденный психопат. Или врожденный. Не знаю.

– Понимаю. Только вы не идите на встречу одна. У вас есть кто-то, кто смог бы вас защитить?..

После разговора со Скобелевым Феня набрала номер Хасаева. Высокий наглый голос выдавал человека пустого и жадного. Феня показалась ему легкой жертвой, он тут же потребовал не сто, а сто пятьдесят тысяч за пленку. Феня подтвердила репутацию лохушки, согласившись. Хасаев продиктовал адрес. Через десять минут Феня уже шла по улице к банку, чтобы обналичить с карточки деньги.

Васе о своих планах она не сообщила – на то были особые причины. Все, что сегодня делала Феня, имело особую значимость. Внешне она выглядело как обычно, но внутренне словно заледенела в ожидании убийцы. Она увидит его. Она узнает его. И стоило сказать правду, что ей хочется, чтобы произошло все без участия остальных заинтересованных персон. Это личное, так-то. Вот потому-то Феня и решила обойтись без Васи.

Троллейбус двигался по Гродину с присущим этой породе транспорта спокойствием. Ехать предстояло через весь город, так что оставалось время передумать множество мыслей, наблюдая за тем, как город одолевает поздняя осень.

Если в ноябре выпадали солнечные дни, Гродин казался обманчиво уютным. Остатки желтых листьев на деревьях под светло-синим чистым небом и особый запах, сочетающий городской смог и влажный аромат холодной грязи, заставляли думать о том, как мало осталось до зимы, до настоящих холодов. Зима незаслуженно виделась смертью, осень – также необоснованно представлялась финальным этапом чуть ли не всей жизни. На фоне прощальной синевы горожане как-то тоскливо хмелели, а то и пускались во все тяжкие – напивались по вечерам, разводились или торопились жениться. Вот и сейчас – по улице, сигналя, несся свадебный кортеж, снова напомнивший Фене Валерку. У них не было свадьбы, они не хотели этой ерунды, но женаты-то были.

…Хасаев жил в том же дворе, что и Кокарев, потому и машину держал напротив подъезда Олега. Феня не угадала, которая из машин, стоящих на парковке, принадлежит шантажисту. Вошла в подъезд (домофон не работал) и поднялась на второй этаж. Дверь в квартиру Хасаева оказалась приоткрыта.

– Эй, – сказала Феня. – Я пришла за записью.

Она вошла в узенький коридорчик имени Хрущева, заваленный коробками из-под фруктов, пакетами, грязный и унылый. Уже там Феня почувствовала, что Хасаева ей не увидеть.

Комната от коридора не отличалась – снова коробки, пакеты. Заглянув мельком в коробки, Феня увидела игрушечных пушистых зверей. Наверное, Хасанов торговал ими – привозил из какого-нибудь цеха и сдавал оптом в магазины.

В углу комнатенки лежал матрас с замызганным бельем, окно было завешено простыней, прибитой гвоздиками к деревянной раме. Запах в квартире – особенно после свежего холода улицы – стоял омерзительный: туалет, горелая еда, нестиранные вещи… Феня выглянула на балкон, прошла на кухню. Ощущения стали фактом: Хасаева в квартире не было. И, что гораздо хуже, не было ни видеорегистратора, ни карты памяти из него.