Оплот добродетели - Екатерина Лесина

Как-то у него… не очень получилось. А с другой стороны, помнится, в «Печальном воителе» герой тоже был суровым воином, весьма далеким от понимания того, как следует правильно ухаживать за девушкой. Он мучился, не находя слов, чтобы рассказать о своих чувствах к прекрасной Мередит, и лишь случай помог ему открыться. Лотта искоса посмотрела на человека, пытаясь понять, мучается он влюбленностью или пока не осознает ее? Или ему просто-напросто скучно? Но так ничего и не решила. А потому пожала плечами и сказала:

— Буду рада. Я еще не очень хорошо ориентируюсь здесь.

Ответом стал весьма сдержанный кивок.

А оранжерея и вправду впечатляла.

Лотту окутал горячий влажный воздух, моментально пропитавший легкую ткань ее блузки. И эта блузка разом прилипла к телу. По спине потекла струйка пота, и стало как-то неловко. Впрочем, неловкость эта длилась недолго.

Где-то вверху зашипели скрытые в зарослях распылители, выпуская струи влажного тумана, что оседал на зеленых листьях россыпями мелких капель. Они собирались в капли крупные, а те сливались в водяные нити, которые уже тянулись вниз. И листья вздрагивали, приходили в движение, что отдавая эту украденную влагу, что принимая ее. Тут же тихо зашипели воздушные пушки, рождая теплый ветер, который сорвал горсть ярко-красных лепестков, закружил и осыпал Шарлотту с ног до головы.

Лепестки пахли мятой.

Лотта сняла один.

— Ильванский колокольчик, — заметил Кахрай, указывая куда-то в хитросплетение лиан, что поднимались по стене, укрывая ее плотным ковром. Влажные стебли их походили на змей, и чешуя мелкой коры лишь усугубляла сходство. — Крайне капризное существо. И цветет редко. Нам повезло.

Запах изменился. К мятным нотам добавился едва ощутимый аромат ванили.

— Смотрите, вон там…

Они стояли на узком мостике, что протянулся над зеленой живой бездной. Где-то внизу покачивались огромные листья, напомнившие Шарлотте уши огромного слона. Сквозь дыры в них торчали хрупкие хлысты, покрытые рыжим пухом, что то поднимался, то опускался, меняя узор. Карабкались выше вьюнки, медленно поднимал корявые ветви кристаллический аморфник, который в оранжерее Лотты никак не желал расти, а здесь, вот удивительно, вполне неплохо себя чувствовал. Во всяком случае, кора его обрела характерный зеленоватый отлив, а значит, вскоре и вовсе растрескается на сотни мелких кристаллов.

— Ниже, ниже… — Кахрай вдруг оказался рядом.

Слишком близко.

А запах вновь изменился. И уже не мята и ваниль, но что-то куда более тяжелое, заставляющее кровь приливать к щекам.

Или не запах виноват?

— Вон там, — он повернул ее и не отступил, остался рядом, что было почти неприлично. Зато Лотта увидела полупрозрачные, будто стеклянные цветы, что прорастали прямо на мясистых листьях неизвестного растения. — Если уменьшить интенсивность освещения…

Будто прислушавшись к Кахраю, одна за другой лампы гасли, медленно, позволяя глазам привыкнуть к темноте. А цветам подняться.

Разворачивались хрупкие стебельки. И лепестки обретали плотность. Они раздвигались, выпуская ряд за рядом. И самые первые окрашивались в бледно-розовый цвет, который на глазах темнел, насыщался, становясь то алым, то бордовым.

— На родине их называют цветком влюбленных, — Кахрай так и не убрал руки, положил на плечи Лотты и… и это, пожалуй, было приятно. Нет, не настолько приятно, чтобы, потеряв голову, упасть в пучину страсти, но… теплые.

Надежные.

— Там верят, что расцветает он лишь там, где зарождается любовь.

И вздохнул.

В волосы.

Вот и как это понимать? Уже намеком? Или просто? Если любовь зарождается, то откуда он знает, что она зарождается? Все женские журналы, которые Лотта пролистала перед поездкой, утверждали, что в вопросах любви мужчины на редкость беспомощны. И толстокожи. И вообще, это им надо говорит, что там у них и где зарождается.

В носу зачесалось.

И Лотта чихнула, окончательно разрушив очарование момента. А Кахрай руки убрал. И отступил.

— Его цветение длится всего несколько минут, но стоит того, чтобы им полюбоваться.

Цветы, теперь не выглядевшие ни крохотными, ни хрупкими, покачивались на тонких, что проволока, стеблях. И слабо светились. А поскольку в полумраке стебли было разглядеть презатруднительно, то казалось, будто тяжелые, кроваво-красные венчики парят в воздухе.

Но вновь вздохнули воздушные пушки, и вихрь сияющих лепестков — один в один драгоценные камни — поднялся, закружился, увлекаемый потоком, спеша окружишь Шарлотту.

— Их влечет тепло.

— Цветы?

— Это не совсем цветы, — теперь ей было сложно разглядеть Кахрая, он кажется огромной тенью, этаким ожившим сгустком тьмы. — Скорее здесь имеет место симбиоз цветка и микроскопических водорослей, которые освобождаются в очень влажном воздухе, чтобы организовать новую колонию. А уже та выращивает цветок из генетического материала, сохраненного клетками водорослей. В неблагоприятных условиях те могут впадать в спячку, а спячка длится годами.

Лотта коснулась бледного лепестка, который стремительно погас.

— Знаете, недавно мне один человек сказал, что объяснения напрочь убивают чудо. И кажется, я понимаю, о чем речь, — ей совершенно по-детски хотелось ловить эти лепестки, собрать их вместе и создать… что-нибудь волшебное.

Корону?

Или платье?

Помнится, кузина на прошлое Рождество появилась в удивительной красоты платье из живых альевранских водорослей. А потом пришел счет.

И карту кредитную пришлось заблокировать.

Может, поэтому она и обиделась? Или не поэтому, а из-за отказа Лотты повысить кредитный лимит? Или из-за брачного контракта, расстроившего свадьбу? И тогда все казалось правильным, и даже удивительно было, как другие не понимают этой вот правильности, но теперь Лотта с сожалением признала, что, возможно, была не права.

Чудеса… чудеса ведь важнее денег.

— Извините, — кажется, Кахрай смутился.

— А вы… разбираетесь в цветах?

Его спутник сидел тихо, да и свет почти погас, будто система чувствовала настроение гостей. И странно лишь, что больше в оранжерее никого нет, что на узком этом мосту лишь она и Кахрай, и… и наверное, его подопечный не в счет.

— Нет, — он толкнул кресло. — Просто пришлось служить там, где они растут. На самом деле в сезон цветения приходится носить респираторы. Обычные фильтры не справлялись. Выяснилось, что в легких для этой погани тоже вполне себе подходящая атмосфера.

Лотта поспешно убрала руку.

Как-то красота цветов несколько поблекла. Сзади раздался смешок.

— Не стоит опасаться. Здесь наверняка в воздух добавляют биоблокираторы. Никто бы не стал рисковать здоровьем гостей. Да и случалось такое редко…