Интернет животных - Александр Пшера

Новый язык человека и животного

Идея идеи – тюрьма, и сбежать из нее удастся только путем изобретения нового языка, способного преодолеть расстояние и создать близость. Новое отношение к животному – что это? Прежде всего – эмоциональное отношение. Идея близости определяет структуру интернета животных. Раньше наблюдать за поведением зверей можно было только находясь поблизости от них. Сегодня техника допускает глобальный мониторинг, глобальную близость. Эта близость основывается на собранных данных, но в смысле языка и речи она пока не структурирована. Кажется даже, что она произвольна и абстрактна. Знать о том, где в данный момент находится животное – хорошо, но это еще не означает ощущения близости к нему. Чтобы запустить в действие этот процесс сближения независимо от данных, требуется индивидуализация животных. Данные о животном должны приобрести форму его жизненной истории, его судьбы, взлетов и падений, светлых и мрачных минут. И тогда животное превратится в собеседника, ибо к нему можно будет обратиться с вопросом и получить ответ. Бытийное пространство также станет и речевым.

В речевом пространстве осуществляется древняя мечта человека, а именно – умение говорить на одном языке с животными. Конечно, мы и без того можем более или менее понимать друг друга, особенно это касается домашних животных, входящих в наше сообщество. Но по-настоящему вести с ними разговор мы не способны. С помощью системы знаков нам удается создать некую общность с высокоразвитыми домашними животными – например, собаками. По их поведению мы понимаем, что они реагируют на наши знаки, слушаются нас или, наоборот, отказываются выполнять наше желание или приказ. Но это не является, даже не напоминает обмен сообщениями сознательного содержания. Это скорее довольно сложные, с трудом освоенные, заново повторяемые попытки услужливо ответить на самый простой сигнал. К тому же этот вид коммуникации одномерен: обычно он идет от человека – к животному, а не наоборот.

Точно так же мы в состоянии понаблюдать за системой знаков, с помощью которой животные общаются друг с другом, и поразмышлять об их «языке», отразившемся в этой системе, за пением китов или за танцами пчел. Но мы не сумеем заговорить на их языке, хотя он обладает удивительной выразительностью. Мы не знаем, мы можем только предполагать, насколько удален этот язык от нашей собственной языковой системы. Знаки, с помощью которых животные понимают друг друга, не имеют сходства со знаками, с помощью которых мы пытаемся вступить с ними в контакт. Мироздание явно распадается не только на два речевых пространства, но и на две не связанных между собой речевых зоны.

Неспособность подлинного обмена или общения с животными мы воспринимаем как недостаток. А сами животные? Мы можем только строить предположения. Нельзя исключить, что животные хотят сказать нам больше, чем могут. По крайней мере такое впечатление складывается из наблюдений за собаками, когда они вроде бы и хотят приблизиться к человеку, но не обладают достаточными речевыми способностями, чтобы сообщить об этом своем желании. Они просят корма? Ласки? Внимания? Или предупреждают нас о чем-то? Как часто хозяин собаки не может догадаться, о чем хочет сообщить его питомец; или наоборот – он воображает, будто превосходно знает свою собаку и каждое ее движение. Вот это и напоминает нам о трещине мироздания, об отходе человека от собственных истоков. А ведь и правда: в библейской истории человека и животное объединял, хотя бы в раю, общий язык. Как бы иначе змий обратился к Адаму и Еве с целью их соблазнить? Итак, утрата общего языка есть признак утраты естественного состояния.

Отсюда во всех культурах и зарождается мечта человека понимать животных и говорить на их языке. Эта мечта – тоже форма биофилии, а вот жажда властвовать над домашним животным и командовать им – явный признак биофобии. Сюжетами про людей, владеющих языком животных, пронизана вся история культуры, начиная от царя Соломона и далеко не заканчивая доктором Дулиттлом. В античных мифах это качество свидетельствует о богоравной мудрости и способности к суждению, сегодня оно обладает аурой тайного эзотерического знания. И во всех культурных констелляциях это признак того, что человек признает в звере другого по сути. Того, на кого ориентировано все его существование, к кому он ищет индивидуальный подход. Этому желанию противостоит мышление на уровне видов, во многом определившее наше воспитание и отрицающее все формы индивидуализации диких животных как «очеловечивание». Понятие «очеловечивание» имеет антропоцентрический смысл, а тем самым искажает отношения животного и человека. «Биотопное мышление», которое стало логическим продолжением мышления на уровне видов, в течение нескольких десятилетий считалось преодолением «ненаучных», очеловечивающих животных представлений. Здесь скрывается убеждение, что отмена антропоцентрической перспективы обеспечила бы животных свободой и автономией по отношению к человеку. Но все произошло, так сказать, с точностью до наоборот. Животные все чаще оказывались вне игры, исчезали из поля зрения человека.

Что переживает, точнее – что чувствует вот эта конкретная ласточка, попавшая в ураган? Если мы можем ответить на данный вопрос, значит мы ведем речь о конкретной персоне, о животном в Сети, с которым возможна связь. Но как же появляется в Сети такая персона – дикое животное, обладающее собственной биографией и готовое к диалогу с нами? Самое начало – это необработанные данные, которые поступают через передатчики от оснащенных ими животных, в том числе и данные об их физическом состоянии. Анализ этих данных – например, сердцебиения, кровяного давления – позволяет сделать выводы о поведении животного в той или иной ситуации. Понимание когнитивного внутреннего состояния дикого животного означает признание его субъективного внутреннего мира. Понимание соотношения между внутренним состоянием животного и внешней ситуацией, в какой оно находится, позволяет оценить его поведение в условиях дикой природы, его способность принять решение. «Модель поведения животных позволяет нам понять, как они думают и какие решения могут принять в конкретной ситуации», – говорит Мартин Викельски.

В чередовании этих конкретных ситуаций складывается полноценная личность и характер. Все животные в сходных ситуациях принимают разные решения и ведут себя по-разному. Полученные сведения обо всех возникающих ситуациях складываются в биографию, даже если у животного есть только номер вместо клички. Например, об аисте № 2539 мы знаем, что он родился 7 июня 2012 года, выбрал для гнездования Даннефельд, получил передатчик в Радольфцелле, осенью 2012 года попал в песчаную бурю в Марокко и почти ослеп, но все-таки приземлился, а юная марокканка в Эррашидии за ним старательно ухаживала, однако 14 ноября 2012 года он умер.

Персонализация такого рода создает совершенно новые ситуации в отношениях между людьми и животными, особенно это касается так называемых проблемных видов. В национальном парке Йеллоустоун так произошло с волком, удостоившимся некролога в газете The New York Times. В декабре 2012 года волка № 832F пристрелили за пределами парка. Кстати сказать, именно тогда в штате Вайоминг разрешили отстрел волков. Но это не остановило поток возмущенных звонков, эмоциональных постов и грубых онлайн-комментариев84. Потому что волк № 832F, то есть самка, возглавлявшая стаю Lamar Canyon Pack, носила ошейник ценой 4 тысячи долларов и за каждым ее шагом можно было проследить. Кстати, о ее биографии имеются довольно подробные сведения в интернете. Американской общественности была известна не только она сама, но вся ее родня, вся стая, все ее детеныши, все ее хищные охотничьи привычки. Короче говоря, волчица № 832F была вполне общественной персоной. А вскоре она стала самой знаменитой из волков на свете. Стая, которую она возглавляла, редко покидала пределы национального парка Йеллоустоун, как об этом сообщают GPS-передатчики. Но в тот раз под предводительством № 832F именно это и произошло, и закончилось печально. Газета The New York Times воспользовалась случаем, чтобы разместить статью про волков в Йеллоустоуне на передовице85. Вот так № 832F стала VIP – Very Important Person, очень важной персоной, то есть VIA – Very Important Animal, очень важным животным.