Мое мерзкое высочество - Александра Питкевич

Прямой нос, черные, чуть отросшие волнистые волосы, сейчас растрепанные и влажные. Щетина, словно мужчина не брился с декаду, и едва заметные следы тонкий морщинок у глаз. Нельзя было сказать, что Сальватор красив, но определенно, привлекателен.

Решившись, я осторожно провела пальцем по спинке носа, поражаясь, насколько внешность этого человека не походила на классическую сайгорскую.

Словно реагируя на это касание, Сальватор вдруг глубоко, всей грудью вздохнул, напугав меня и заставив отскочить удариться затылком о камень позади.

— Ох! — потирая ушибленное место, я на мгновение прикрыла глаза, стараясь перетерпеть неприятные ощущения. А вот когда боль отступила и я все же открыла глаза, на меня уставилась пара серых угольков.

Замерев, словно оказалась застуканной воровкой, я медленно приоткрыла и закрыла рот, не в состоянии хоть что-то произнести.

Сальватор молчал. И даже не моргал, разглядывая меня. Никогда бы не подумала, что серые глаза могут так гореть, но иначе сказать и не получалось. Я чувствовала, как жар затапливает щеки, расходясь откуда-то из глубины.

— Фея? — тихо, с сипом произнес Сальватор, так что я даже не была уверена, что верно расслышала. А затем глаза мужчины закатились, погружая его обратно в беспамятство.

Что происходит, и почему голова начинает кружиться, в дополнение ко всему остальному, я сообразил только ближе к вечеру. В носу едва уловимо щекотало, и это единственное свидетельствовало о том, что кузен все же немного ошибся. Но у меня уже не было сил встать. Одурманенный, убаюканный, я с трудом улавливал звуки там, у реки. Слышал, как погоня прошла мимо, даже близко не приблизясь к моему укрытию.

Еще бы.

Никто в здравом уме не станет прятаться в таких кустах.

Последнее, что мне удалось сделать до того, как дурман окончательно поглотил — это глотнуть немного воды и суметь закрыть флягу, сохраняя оставшуюся. Завтра запах должен стать сильнее, а вот через день пропадет совсем. К этому моменту и все остатки заклятия должны будут раствориться в крови, покинув мое тело.

Удовольствия подобное пьяное, дурное состояние мне не доставляло, но сейчас это был все же самый лучший вариант. Невероятное везение и сочетание случайностей.

Мигель, сам того не зная, прикрыв вход в мое временное укрытие этим кустом одурманил и меня, и отогнал собак, не давая им и шанса учуять посторонний запах, куда надежнее, чем те средства, что обычно использовали мы.

Ночь прошла в дурмане. Я то просыпался, то вновь проваливался в сон. Шорохи казались чудовищами из детства. Тени, что подстерегают под кроватью и за углом, стоит только выползти из-под одеяла. Давно не чувствуя себя таким одиноким, уязвимым и неповоротливым, я только и мог, что попытаться немного угасить панику, напоминая в моменты просвета, что это все дурман, трава, а не мои настоящие ощущения.

Утром стало хуже. Я чувствовал, как финальными судорогами скрутило мышцы. Оставалось совсем немного времени, и я все же смогу выбраться из этого укрытия, полностью получив свое тело обратно. Но перед этим предстояло пережить несколько очень приятных мгновений.

Горло скрипело, хрипело. Внутри все так пересохло, что я едва мог дышать. Давно не получая такого спектра ощущений, мучаясь от смеси дурмана и мышечных спазмов, я никак не мог дотянуться до воды чтобы хоть немного облегчить собственное состояние. Заставив себя приоткрыть рот, опасаясь, что зубы могут просто раскрошиться во время приступа, если этого не сделать, я хрипел и ждал, когда это закончится.

Ненавистное бессилие и боль, как плата за невнимательность и неосторожность. Хороший урок. Очень поучительный.

В момент, когда тело отпустила судорога, я рухнул обратно на камни, чувствуя, как по телу, волна за волной, пробегает горячая кровь.

На лоб опустилось что-то прохладное, сырое, немного проясняя разум, охлаждая голову после волны жара. Чья-то рука коснулась лица. Нежное, почти невесомое касание прошлось ото лба до кончика носа, вызывая странное ощущение, что теперь все будет хорошо. Теперь все станет иначе.

Глубоко вздохнув, ощущая только горячие отголоски боли внутри, не сравнимые с тем, что было всего несколько мгновений назад, я, наконец, распахнул глаза. Их немного пекло, яркий солнечный свет доставлял неудобства, но повернув голову набок, я и вовсе забыл, как дышать.

Совсем рядом, словно окруженная сиянием, находилась самая красивая девица, что когда-либо видели мои глаза. Алые губы, изящные, почти кукольные черны лица. Яркие брови и длинные ресницы, что слабо затрепетали, стоило нашим взглядам столкнуться. Из прически выбились темные локоны, скулы окрасил румянец, а я с трудом сжимал пальцы в кулак, страдая от того, что не могу коснуться ее и проверить, действительно ли смилостивившиеся боги привели подобное чудо ко мне, или это только видения воспаленного мозга.

— Фея? — волшебное создание осторожно отстранилось. Во взгляде появилось подозрительность, а у меня что-то оборвалось в груди. От чего-то была уверенность, что стоит ей сейчас исчезнуть, и я больше никогда, никогда не увижу ее.

Судорожно глотая воздух, стараясь ее хоть как-то удержать, я вдруг закашлялся, так и не произнеся ни слова. Из глаз брызнули слезы, кашель душил.

А через мгновение мою голову осторожно приподняли, прижав к губам прохладный край фляги.

— Тише, Сальватор. Тише, не торопись, — шептало это вполне себе материальное чудо, вызывая удивительные вспышки мыслей.

Жадно глотая воду, едва не захлебываясь, чувствуя, как жидкость стекает по подбородку, я с каждой секундой уверялся в том, что это не может быть простая земная женщина.

* * *

Кажется, помимо дурмана, что окутывал всю нишу, с Сальватором было что-то еще не так, но я не видела ни крови, ни каких-то ран. Как можно помочь человеку, когда не знаешь, что с ним не так.

Я только немного отодвинулась, надеясь дать чуть больше доступа воздуху, как мужчина, явно собиравшийся что-то сказать, вдруг резко закашлялся. В панике, не зная что делать и за что хвататься, я приподняла ему голову, и подала воду.

К огромному облегчению, это помогло. Сальватор глотнул, выждал несколько секунд, пока приступ пройдет, и стал пить жадно, не останавливаясь и не дыша, словно умирающий от жажды в пустыне. Не зная, насколько его состояние было серьезным до моего приходя, я вся передернулась, представив, что он и правда мог бы умереть, так и не дотянувшись до фляги.

Дернув головой, показывая, что больше не нужно, мужчина внимательно уставился на меня. Теперь во взгляде было куда больше осмысленности. Серые глаза чуть прищурившись, изучали мои четы лица, вызывая какое-то непривычное, совсем не свойственное мне, и казалось, давно забытое, смущение.

— Кто ты, маленькая богиня? — теперь это был тот голос, что я помнила. Именно тот удивительный тембр и что пробирал, кажется до самого позвоночника, пробегая от затылка до поясницы.