Ловушка для Катрин - Жюльетта Бенцони

На подступах к Дворцу возмутители спокойствия неожиданно столкнулись нос к носу с подразделением дозорных лучников, которые возвращались в Пти-Шатле, и возвращались не одни: между их рядами шагала восхитительная брюнетка.

Она гордо шла, подняв голову, со связанными за спиной руками, с рассыпавшимися по плечам волосами, не делая ни малейшего движения, чтобы прикрыть свою вызывающе обнаженную грудь, видневшуюся из широкого декольте разорванного ярко-красного платья. Напротив, она улыбалась всем встречным мужчинам и отпускала шутки, способные заставить покраснеть последнего бродягу, смотря на всех бесстыдным и кокетливым взглядом своих блестящих глаз. Но ее вид довел неистовство студентов до высшего предела.

– Марион! – взревел Готье де Шазей. – Кумир Марион! Что ты такое сделала?

– Ничего, мой птенчик, ничего, кроме того, что облегчила страдание человечества. Толстуха галантерейщица с рынка Невинных застукала меня в кладовой со своим сыном, весьма бойким малым пятнадцати лет, которому очень мешала его девственность и который попросил меня, конечно, очень вежливо, его от нее избавить. Это такие вещи, от которых не отказываются, особенно в такой неурожайный год, но старуха крикнула стражу…

Один из лучников ударил девицу, да так сильно, что у нее перехватило дыхание, и она согнулась от боли.

– Пошла, бесстыдница! Или…

Он не успел договорить. Молодой Шазей поднял руку и бросился на солдат с криком:

– Вперед, ребята! Покажем этим невежам, что ученики Наваррского коллежа не дают в обиду своих друзей.

В одну секунду завязалась драка. Лучники имели при себе оружие, которым, правда, почти не могли пользоваться в рукопашной драке, и были одеты в кожаные куртки со стальными пластинками; но студентами двигала ярость, и дрались они отчаянно.

Тем не менее бой был слишком неравным. Вскоре земля была усеяна полдюжиной полуживых школяров с окровавленными носами и рассеченными бровями. Другие обратились в бегство, и, когда восстановилось спокойствие, Катрин, следившая за сражением больше с веселым любопытством, нежели с боязнью, заметила, что узница исчезла во время стычки, но зато ее место занял молодой Готье. Сдерживаемый двумя солдатами, он выкрикивал обвинения и ругательства, ссылаясь на университетские вольности.

– Я буду жаловаться! – рычал Готье. – Наш ректор будет протестовать, и монсеньор епископ встанет на мою защиту. Вы не имеете права…

– Известно, что школяры на все имеют право, – парировал сержант, командовавший отрядом. – Но только не нападать на стражу с целью освобождения пленницы. И я бы посоветовал твоему ректору помалкивать, если он не хочет неприятностей. У мессира Филиппа де Тернана, нашего нового прево, тяжелая рука.

Имя поразило Катрин, так как это было бургундское имя. Раньше в Дижоне или Бурже она часто встречала сира де Тернана, который был одним из близких друзей герцога Филиппа. Он действительно был беспощаден. Но это был человек незаурядной доблести и честности. И вот теперь он – прево Парижа? Парижа, освобожденного людьми короля Карла! Решительно все встало с ног на голову! Безжалостная гражданская война, которая в течение стольких лет сталкивала арманьяков и бургиньонов, наконец закончилась.

Думая, что, может быть, она смогла бы стать чем-нибудь полезной неугомонному школяру, она приблизилась к сержанту, который выстраивал свой отряд.

– Что вы собираетесь делать с пленником, сержант? – спросила она.

Человек обернулся, посмотрел на нее, потом, по-видимому, удовлетворенный осмотром, улыбнулся и пожал плечами:

– То, что делают обычно с ему подобными, когда они слишком шумят, мой юный дворянин: посадить прохладиться. Ничто так не остужает горячую голову. Камера, чистая вода и черный хлеб в подобных случаях творят чудеса.

– Вода и черный хлеб? Но он такой худой…

– Как и все мы! Мы же несколько недель умирали с голоду, когда монсеньор коннетабль вошел в Париж. Черный хлеб все-таки лучше, чем совсем без хлеба. Эй, вы! Вперед!

Катрин с грустью смотрела, как удаляется нескладная фигура.

Когда они наконец прибыли к подступам Сен-Мартен-де-Шан, там было огромное скопление народа. Настоящая человеческая река билась в стены монастыря, сдерживаемая на улице Сен-Мартен кордоном солдат, загородившим улицу и мешавшим подойти к центральному входу.

Люди переминались с ноги на ногу в грязи, даже не пытаясь прорвать заслон.

Всадники же могли плыть в этом людском море, в котором слышались недовольные крики тех, кому приходилось подаваться в сторону, чтобы избежать лошадиных копыт.

Катрин и Беранже поехали прямо на солдат, за которыми были заметны выставленные в полном порядке шеренги, боевые знамена, рыцари в доспехах и священники в парадном облачении. Яркие цвета рыцарских плащей с гербами, плюмажи смешивались с черными и фиолетовыми цветами ряс священников.

Катрин смело обратилась к офицеру, следившему за цепью:

– Мне нужно видеть монсеньора коннетабля, – сказала она высокомерно. – Я графиня де Монсальви, и я бы желала, чтобы мне дали дорогу, так как я прибыла издалека!

Офицер подошел, нахмурил брови и сказал недоверчиво:

– Вы женщина? – Он с изумлением рассматривал тонкую фигуру, покрытую пылью и укутанную в плащ, сильно пострадавший от непогоды.

– Утверждаю, что я та, кем являюсь: графиня Катрин де Монсальви, знатная дама, приближенная королевы Сицилии! Если вы мне не верите…

Быстрым движением она откинула назад свой шелковый капюшон, закрывавший голову. Золотые ее косы, оплетенные вокруг головы, словно загорелись на солнце. Потом, сорвав правую перчатку, она протянула офицеру руку, на которой горел изумруд с гербом королевы Иоланды.

Эффект был магическим. Офицер снял каску и поклонился с такой грацией, какую допускал его железный панцирь.

– Соблаговолите извинить меня, мадам, но распоряжения монсеньора весьма определенны, и я должен сохранять бдительность. Тем не менее я прошу вас отныне видеть во мне человека, готового вам служить. Я Жиль де Сен-Симон, лейтенант коннетабля, и готов исполнять ваши приказания…

– Это не приказание, но только просьба, мессир, – сказала она с улыбкой, сразу завоевав расположение своего собеседника. – Дайте мне проехать!

– Конечно. Но вам надо спешиться и доверить ваших лошадей моему человеку. Эй вы, дорогу!

Солдаты, державшие алебарды наперевес, отступили, давая пройти вновь прибывшим. Лейтенант галантно предложил путешественнице руку, помогая сойти с лошади.

– Вам придется запастись терпением, мадам. Вы не сможете немедленно подойти к коннетаблю. Процессия собирается в церкви и не замедлит появиться.

– Я подожду, – сказала Катрин. – Но мне сказали, что на церемонии присутствуют все капитаны. Не могли бы вы мне сказать, где находится мой муж?

Устремив глаза на войсковые кордоны и на группы офицеров, она не смотрела на своего собеседника и не видела, как он нахмурил брови.