Волосы. Иллюстрированная история - Сьюзан Дж. Винсент

В этой связи полезно будет рассмотреть бритву как материальный объект. Согласно предположению Алана Уитея, к росту популярности самостоятельного бритья привело более высокое качество лезвий, производимых во времена Вудфорда. Мы можем увидеть, как этот рост отразился в появлении новых форм мебели в период с середины до конца XVIII века: столов для бритья и туалетных полочек с вращающимися зеркалами и отверстиями для установки умывального таза или чаши[228]. Уитей также полагает, что во второй половине XVIII века бритвы были напрямую связаны с маскулинностью через дискурс технологического прогресса и что новые лезвия становились для мужчин эстетически желанными в качестве личных вещей. Образец, представленный на ил. 3.6, является тому прекрасным примером. Семь одинаковых бритв со стальными лезвиями и ручками из слоновой кости помещены в специально изготовленную для них шкатулку. На каждом лезвии выгравировано имя производителя и место изготовления (Сэмюэль Ласт, Лондон), а также название дня недели. Выражаясь словами обозревателя журнала Викторианской эпохи The Englishman’s Magazine: «Бритва, несомненно, является символом мужественности»[229]. Эта мысль сохраняла актуальность и приобрела дополнительные смыслы после появления безопасных лезвий и электробритв. В детективном романе Дороти Сэйерс «Где будет труп» (Have His Carcase, 1932) из серии книг о расследованиях лорда Питера Уимзи, опасная бритва — орудие убийства — символизирует мир элиты и традиционной маскулинности. Кроме того, то, как обращаются с лезвием, изобличает характер владельца, и создается впечатление, что загадочные таинства бритья доступны только истинным джентльменам: по лезвиям их узнаете их[230]. Совсем недавно началось возрождение традиционного опасного бритья, оказавшегося привлекательным для молодых адептов модной метросексуальной маскулинности (ил. 3.7).

Ил. 3.6. Набор из семи одинаковых бритв. XIX век

Ил. 3.7. Традиционное бритье вновь обрело привлекательность: бритва, миска для бритья и помазок из барсучьей шерсти на мокрой доске

Однако если мы вновь обратимся к XVIII веку, бритье, помимо репрезентации маскулинности, являлось практикой благовоспитанного мужчины: к нему «обязывали общество, культура и мода»[231]. Совершенно очевидно, что для всех троих наших героев уход за внешностью был важной частью их самопрезентации, необходимым условием для выхода в свет. Рассмотрим вначале пример Вудфорда. Хотя он лишь изредка упоминает самостоятельное бритье, о многом говорит то, что он особо отмечает, как брился накануне визитов архиепископа и перед тем, как прочесть проповедь в Оксфорде в присутствии заместителя главы университета. При прочтении этих записей возникает ощущение, что он сознательно готовился и старался показать себя c наилучшей стороны. Точно так же он упоминает, как брился перед поездкой для встречи с членами королевской семьи[232]. И наоборот, если он оказывался небритым в обществе гостей, Вудфорд чувствовал себя неопрятным и испытывал неловкость. Если же в числе гостей была жена главного землевладельца прихода, Вудфорд и вовсе отказывался появляться на людях: «Миссис Кастанс с тремя своими детьми и миссис Колльер навестили нас этим утром и некоторое время задержались — капитан [племянник Вудфорда] и я нарочно ушли на прогулку, так как не были ни бриты, ни одеты как следует»[233].

Если обстоятельства вынуждали пропустить сеанс бритья, Пипс и Свифт также чувствовали себя не в своей тарелке. «Господин министр Сент-Джон вызвал меня сегодня утром так рано, что я был вынужден выйти из дома небритым, — жаловался Свифт, — и это совершенно вывело меня из строя: я зашел к мистеру Форду и попросил его меня побрить, и таким образом мне удалось привести себя в порядок»[234]. Для Пипса утро, когда он работал дома, являлось возможностью избежать досадной необходимости бриться и вместо этого сразу заняться делами. Тем не менее он пришел к выводу, что без приведения себя в порядок не может сосредоточиться и чувствует себя неподготовленным к рабочему дню; ему изменял его профессиональный имидж. Он писал:

Несмотря на социальную значимость ухоженного внешнего вида, ежедневное бритье было редким явлением. Как мы убедились, такая дисциплина тела требовала вложения времени и ресурсов, а также способности стойко переносить дискомфорт и порезы. Пипс, Свифт и Вудфорд брились два-три раза в неделю, и несмотря на многочисленные свидетельства в виде портретов XVIII века, на которых мужчины предстают в объемных париках и с гладко выбритыми подбородками, в реальности щетина, вероятно, была обычным зрелищем.

Альтернативой самостоятельному бритью было использование услуг профессионального цирюльника — самый распространенный выбор в ту эпоху. При этом бритье на дому и у профессионала не исключали друг друга, и мужчина мог сочетать эти практики по уходу за внешностью, как это и делал Пипс. Джеймс Вудфорд, по всей видимости, принимал решение о том, побриться ли самому или обратиться к цирюльнику, основываясь на своем географическом положении. Когда он жил в Оксфорде или в своем доме в Энсфорде, графство Сомерсет, Вудфорда обслуживал цирюльник. Когда он переехал в свой норфолкский приход Уэстон Лонгвилл, он сам взялся за бритву, хотя и продолжал обращаться к цирюльнику во время поездок, особенно во время регулярных визитов в близлежащий Норидж, где он обычно оставался на ночь. Поэтому можно предположить, что Уэстон был захолустным местечком, в котором не было своего цирюльника. Если джентльмен мог себе позволить дополнительные расходы, он приглашал мастера на дом (см. главу 2). В этом случае, возможно, клиент предоставлял принадлежности для бритья, в том числе бритву, а также брал на себя ответственность за поддержание остроты ее лезвия. Все те годы, что Вудфорда посещал цирюльник, в его дневниках фигурируют покупки самых разных бритвенных принадлежностей.