Ворон - Михаил Ахманов

– Многое знает. Слишком образован для контрабандиста, – пробурчал Серов и отвернулся.

Было раннее утро 7 декабря 1701 года. К полудню «Ворон» миновал узкую часть пролива, что тянулся, огибая самые южные земли Испании, миль на тридцать пять. Древнее море, колыбель цивилизации, встретило фрегат неласково: небо затянули тучи, солнце скрылось, заморосил дождь, волна была крутой и злой, морские воды – не сине-зелеными, а почти что черными. В Средиземноморье наступала зима.

Флибустьеры не знали, как бы наискорейшим образом прогулять свою добычу и потому, возвратясь из похода, предавались всяким излишествам: надевали роскошные платья, дорогие материи и быстро опорожняли магазины на островах Тортуге и Ямайке. На пиршествах своих они разбивали вдребезги все попадавшееся под руки: бутылки, стаканы, сосуды и мебель всех родов. Если их упрекали в том, что так безумно тратят добытое кровью и трудами богатство, они отвечали: «Судьба наша, при беспрерывных опасностях, не походит на судьбу других людей. Сегодня мы живы – завтра убиты; так к чему же скряжничать? Мы считаем жизнь свою часами, проведенными весело, и никогда не помышляем о будущих неверных днях. Вся наша забота о том, чтобы поскорее прожить жизнь, доставшуюся нам без нашей воли, а не думать о продолжении ее».

Ф. Архенгольц, «История морских разбойников Средиземного моря и Океана»,

Тюбинген, 1803 г.

Слава – капризная госпожа. Иной трудится годами и десятилетиями, рвет жилы, поет, танцует или лицедействует, пишет картины или книги, водит войска и корабли, а славы нет как нет, к другому же она приходит в считаные дни или часы. Взять, к примеру, Александра Македонского: разгромил персов при Гранике, и понеслось его имя по азиатским землям, вызывая изумление и страх. Случается, ласкает слава людей недостойных, корыстных и жестокосердных, таких, как Генри Морган и братья Барбаросса. Но об этих хотя бы известно, что были они мерзавцами, но есть и другие персонажи, столь овеянные славой, что людская молва считает их образцом доблести и рыцарства. Вот Ричард Львиное Сердце… Сей великий государь, снаряжаясь в Святую Землю и нуждаясь в деньгах, содрал две шкуры с подданных: сначала устроил еврейский погром, а после него разорил самих погромщиков, йоркширских рыцарей и баронов. По дороге же к Гробу Господню хватал любое добро, что плохо лежит: грабил на Сицилии, грабил на Кипре, грабил в Акко, брал выкупы за пленных, а если не платили, резал их без жалости.[59]Однако – благородный рыцарь!

Но бывает слава не только быстрая, но и вполне заслуженная, особенно если ходит она под руку со своей сестрицей-удачей. Те, кто удостоился их благосклонных взоров, поистине божьи избранники; что бы они ни начинали, что бы ни делали, всему сопутствует успех. Морковь на их пажитях гуще, вино слаще и крепче, всякий золотой приносит две, а то и три монеты, мушкет стреляет без осечек, ядра падают куда положено, и бури, как житейские, так и вполне реальные, не сносят крыши их жилищ и не туманят мозги. Хотя, конечно, есть всему предел, и рано или поздно наступает время, когда морковку обглодают кролики, вино прокиснет, а порох отсыреет. Но пока улыбаются слава с удачей, несет как несет!

«Ворон» ворвался в Средиземье подобно урагану. От Гибралтара до Мальты – тысяча миль, неделя плавания при сколь-нибудь попутном ветре, но заняла эта дорога больше месяца. Были бури, трепавшие фрегат у берегов Марокко, а после – у Балеарских островов и в море между Тунисом и Сардинией; были беззвездные ночи, когда корабль плыл словно в никуда и ошибка в счислении курса грозила катастрофой; налетали короткие злобные шквалы, рвали паруса, раскачивали судно, заливали палубу дождем. «Ворон», к счастью, не пострадал, если не считать потерянного кливера, пары лопнувших вантов и сломанной стеньги[60]на грот-мачте. Шебекам, которыми к тому времени обзавелся Серов, досталось крепче, но и они уверенно держались на плаву – эти магрибские суда были, на удивление, устойчивыми и прочными.

Отнимали время и другие события, из разряда военных операций и поиска добычи. Обдумав рассказы де Пернеля и Деласкеса, Серов решил, что зима – зимой, а торговля – торговлей, и никакие капризы погоды, войны в Европе и неурядицы с Турцией ей не помеха. Что бы ни творилось на суше, какие бы там ни вершились схватки и сражения, Средиземное море было тем, чем было – дорогой, что связывала континенты, огромным торговым трактом между Востоком и Западом. В ту и другую сторону шли корабли, везли товары из Малаги и Картахены, Марселя и Тулона, Мессины и Триеста, Измира, Стамбула и Александрии, но более всего – из Генуи и Венеции. Раз плавали в море купцы, было занятие и для пиратов; значит, не все они зимовали на Джербе и в иных местах, а выходили поохотиться. Серов взял за правило задерживать всякий корабль, похожий на пиратскую галеру, производить ревизию и допрашивать экипаж: видали ли в море либо в гавани карамановы суда, где конкретно и в каком состоянии? Море, однако, было широким и большим, так что до первых дней января и встречи с Эль-Хаджи толку от этих расспросов не имелось.

Зато нашлась добыча, и богатая! Полторы дюжины фелюк и тартан,[61]принадлежавших контрабандистам с Корсики, Сардинии и Мальорки, Серов отпустил; они везли английское и голландское сукно, латунную посуду, опиум из Леванта, табак и испанские вина. Может, небесполезный товар, однако претензий к хозяевам и капитанам не возникло: все мореходы, включая гребцов, были людьми свободными. Иное дело, магрибские шебеки с сотней невольников на веслах и легкими пушками – те, кого удавалось догнать и взять на абордаж. Одни команды сражались яростно, лезли на борт с воплем «Аллах акбар!», и этих не щадили, налаживали по доске в пучину, другие сдавались, падали на колени, подметали бородами палубы, и их Серов отпускал на волю волн и ветра, высадив в шлюпки. Затем грузил товары в трюмы «Ворона», брал порох и охочих людей из гребцов, а остальным советовал ставить паруса, садиться на весла и плыть в ближайший европейский порт. Должно быть, доплывали – и магрибинцы с турками, и бывшие рабы – ибо стали гулять по берегам Средиземья рассказы о реисе из Вест-Индии и его боевом корабле, о грозном христианине-разбойнике. Одни называли его Сируллой, сыном шайтана, другие – доном, мессиром или синьором Серра, освободителем и мстителем; одни проклинали и ругали, другие ставили свечи за его здоровье. Но тем и другим было известно, что ищет Сирулла свою возлюбленную Сайли и своих товарищей, схваченных Караманом, а когда найдет, даже вошь под ногтем Караману не позавидует.