Сияние славы самурайского сословия - Вольфганг Акунов

Взятие столицы багдадских халифов татаро-монголами вселило страх в сердца всех мусульман тогдашнего мира (кроме, разве что, измаилитов и других шиитов) и радость – в сердца азиатских христиан. Торжествуя, они неустанно восхваляли падение «Второго Вавилона» (так христиане называли Багдад, в отличие от «Первого Вавилона», то есть Каира), и даже величали монголо-татарского хана Хулагу (превратившего дворец казненного им халифа в резиденцию Католикоса-Патриарха несториан) «Вторым Константином», жестоко отомстившим врагам Христовым за унижения и слезы христиан. Следует заметить, что к описываемому времени татаро-монголы уже захватили два крупнейших города тогдашней «ойкумены», принадлежавшие мусульманам и не уступавшие по размеру и богатству самому Константинополю – Самарканд и Бухару. Теперь, после падения Багдада, в руках мусульман остались только три сравнимых по размеру и богатству города – Дамаск (в Сирии), Каир (в Египте) и Кордова (в Испании). Все эти города входили в «первую пятерку» мегаполисов, известных тогдашнему христианскому миру, в то время как крупнейшие города «франкской» («латинской») Европы – Париж, Венеция и даже Первый (Ветхий) Рим на Тибре! – значительно уступали им во всех отношениях, входя, по мнению Л.Н. Гумилева, разве что в «третью десятку»…

Первым среди государств, расположенных на восточном побережья Средиземного моря, в полной мере осознало важность вторжения татаро-монголов на Передний Восток (Левант) для борьбы с исламом армянское христианское царство (королевство), расположенное в Киликии, давно тесно связанное с левантийскими государствами крестоносцев. Царь Хетум (Гетум) Армянский по собственной инициативе отправился с богатыми дарами ко двору каана монголов Менгу. Хетум получил от Менгухана ярлык (жалованную грамоту), утвердивший его во владении Киликийским королевством и одновременно провозгласивший его главным представителем христиан всей Западной Азии. Наряду с гарантией неприкосновенности жизни и имущества населения Киликийского царства, армянскому Царю были выданы татаро-монголами тарханные (охранные) грамоты для церквей и монастырей, освобождавшие их от уплаты налогов и податей. В результате татаро-монгольских «желтых крестоносцев» благословил на Крестовый поход против мусульман не только несторианский Патриарх-Католикос, но и другой Католикос – Патриарх армян-монофизитов.

Попытка армяно-киликийского царя Хетума заключить союз с татаро-монголами, с целью окончательного предотвращения исламской угрозы христианским государствам Переднего Востока, нашла положительный отклик у всех тамошних христиан. Зять царя Хетума, князь Боэмунд Антиохийский, первым из правителей «франкских» государств присоединился к армяно-монгольскому военному союзу. Оба христианских государя со своими войсками (а также православные грузинские воинские контингенты) влились в ряды татаро-монгольской армии вторжения и приняли участие в походе хана Хулагу на мусульман. В качестве награды за верность татаро-монголы возвратили Боэмунду Антиохийскому целый ряд отнятых у него прежде сарацинами городов и замков, в том числе Латакию (Лаодикею), со времен султана Саладина находившуюся под властью мусульман.

Совместный поход христиан (крестоносцев-католиков, армян-монофизитов и православных грузин) в союзе с монголами-несторианами против мусульманской Северной Сирии начался в сентябре 1259 года. После недолгого сопротивления ими был взят город Халеб (Алеппо). В соответствии с монгольской практикой, весь гарнизон и все мусульманское население города были вырезаны (впрочем, согласно некоторым источникам, татаро-монголы, верные своей обычной практике разделять и властвовать, натравливая одну часть своих противников на другую, из мусульман перебили только суннитов, а шиитов пощадили). После алеппской резни по всей магометанской Сирии распространились страх и ужас. Султан Дамаска даже не осмелился защищать свой город от татаро-монголов и в панике бежал в Египет, а перепуганные горожане 1 марта 1260 года без боя (по авторитетному мнению Л.Н. Гумилева – не без боя, а после героического, хотя и непродолжительного, сопротивления) открыли ворота завоевателям. Начиная с 635 года, когда халиф Омар, друг основателя ислама пророка Мухаммеда (Магомета), отвоевал этот город у православной Византийской Империи для мусульман, прошло более шестисот лет, в течение которых ни один христианский государь еще не вступал в Дамаск победителем. Казалось, все татаро-монголы вот-вот примут христианскую веру, как это уже случилось в прошлом с другими воинственными кочевыми народами тюркско-алтайско-монгольского корня – например, венграми (уграми, оногурами, мадьярами), булгарами (праболгарами, протоболгарами) и (в значительной степени) половцами (куманами, кипчаками). Такое знаковое событие, как падение Дамаска, как бы предвещало конец власти ислама над Азией. В Дамаске, как и повсюду в Западной Азии, татаромонгольское завоевание ознаменовало собой начало восстановление позиций местного христианства. Начавшийся процесс возрождения был, однако, прерван и обращен вспять тремя событиями чрезвычайной важности.

Первым из них была последовавшая в 1259 году внезапная смерть каана монголов Менгу, вторым – военное столкновение между татаро-монголами и мамелюкским Египтом, неудачное для татаро-монголов, третьим – головокружительный взлет египетского военачальника Бейбарса, ставшего в скором времени, перешагнув через труп своего предшественника Котуза, новым султаном «страны пирамид». После падения Дамаска татаро-монголы направили в Каир посланника с требованием беспрекословно подчиниться власти своего Великого хана. Однако султан Котуз, выслушав татаро-монгольского посланника, велел, недолго думая, обезглавить его вместе со свитой «за дерзкие речи, не подобающие послу ко двору великого государя». Незадолго перед тем аналогичный поступок с татаро-монгольским посольством стоил царства и головы куда более могущественному мусульманскому государю, сломившему в свое время в Средней Азии власть сельджуков – Хорезмшаху Мухаммеду (знакомому людям моего поколения, прежде всего, по одному из любимых исторических произведений нашего детства – уже цитировавшемуся нами выше историческому роману В.Г. Яна «Чингиз-Хан»). Отныне война татаро-монголов с последней еще не покорившейся им великой исламской державой стала совершенно неизбежной.

Если бы не внезапная смерть каана Менгу, татаро-монгольская конница, насчитывавшая (по сведениям современников, как всегда, несколько преувеличенным) не меньше ста тысяч сабель, при поддержке крестоносцев-католиков, монофизитского армянского войска, православных грузинских отрядов и практически всех христиан Востока, воспрянувших духом в ожидании скорого крушения господства исламского Полумесяца, в короткий срок захватила бы Египет и подавила там всякое сопротивление власти татаро-монголов. Однако смерть каана всех татаро-монголов в корне изменила ситуацию, и Хулагу отреагировал на нее, как в свое время хан Бату, полководец бывшего каана Угедея и покоритель Восточной Европы. Когда Батухан в 1241 году, опустошив Польшу и Нижнюю Силезию, получил известие о смерти каана Кеке Монгол Улуса в далеком Каракоруме-Харахорине и о созыве курултая (Курултай (курилтай, хурал) – совет ханов всех монголо-татарских племен (созывавшийся, в частности, для выборов нового Верховного хана – каана – Кеке Монгол Улуса), он немедленно повернул со своим войском назад в Монголию, чтобы успеть на совете ханов закрепить за свои завоевания за собой и своим родом в качестве удела. Так и Хулагу после смерти Менгухана, также опасаясь за свою власть, с большей частью своих войск отступил на Восток.