Биармия. Северная колыбель Руси - Александр Леонтьев

Великий князь Андрей Ярославич сам едва спасся, ушел с остатками своей дружины на Новгород, но жители отказали ему в прибежище, посчитав за заклятого врага новгородского князя Александра Невского. Дождавшись свою княгиню в Пскове, пошел оттуда на Колывань или Ревель, а затем через Ригу отбыл на судне в Швецию, и как отметил Татищев, «там местер встретил его, и принял его с великою честию». И не удивительно, как еще его мог встретить правитель страны Биргер-ярл, заклятый враг князя Александра, сам в 1240 году чудом оставшийся в живых при избиении шведов в устье Ижоры, когда те пытались захватить Великий Новгород. По свидетельству летописца, в бою Александр Невский нагнал Биргера и хватил его острым копьем по голове, «возложив ему печать на лицо».

Кстати, в «Саге о конунге Хаконе» есть еще один фрагмент, представляющий интерес для историков, т. к. нижеприведенных сведений о деятельности за рубежом князя Андрея Ярославича, мы не найдем ни в одной русской летописи: «Когда Хакон конунг стоял у Линдисхольма, Биргер ярл был к востоку от реки со своим войском близ Guiibergseid. У ярла было 5000 человек. Там было с ним много знатных мужей и многие другие знатные вожди из Швеции. Там был также с ярлом Андрес, конунг Surdalir (Суздаля. – Авт.), брат Александра, конунга Хольмгарда; он бежал с востока от татар».

Выяснилось, что в Швеции он стал служить в войске правителя страны, Биргера-ярла, и участвовал в военных действиях против Норвегии. По свидетельству Татищева, князь Андрей Ярославич три года находился у шведов, а затем был прощен братом и в 1255 году вернулся на Русь, где до своей кончины княжил в Суздале.

Давайте вернемся к нашим биармам. В «Саге о конунге Хаконе» после всех указанных событий имеется еще одно интересное сообщение, цитированное нами. В саге этот текст не датирован, находится в заключительной главе, где дается обзор деятельности норвежского короля Хакона, в основном строительной. Именно в этом фрагменте саги находятся сведения об удивительном крещении биармов в Норвегии: «Хакон конунг велел построить церковь на севере в Трумсе и окрестил весь тот приход. К нему пришло много бьярмов, бежавших с востока от нашествия татар, и окрестил он их, и дал им фьорд, называемый Малангр».

Норвежские историки П. Мунк, О. Йонсен и другие обычно относят это известие к 1238 году, поскольку в нем упоминается нашествие татар, происшедшее именно в это время на Владимиро-Суздальскую и Новгородскую земли. Однако точность подобной датировки сомнительна, совершенно справедливо заметила Е. А. Рыдзевская, т. к. помимо этого нападения татары и позднее появлялись в северной половине Восточной Европы, например, в 1252 году.

Прежде всего, исследовательницу волновал вопрос, кто подразумевался под именем сбежавших от татар «бьармов». Это были явно не саамы и не карелы, – автор саги их хорошо знал и обязательно бы назвал своими именами, – а какое-то совершенно другое племя, жившее на севере Восточной Европы. Тогда это биармы, жители Биармии скандинавских саг, т. е. скорее всего Подвинья? – справедливо задает она вопрос. Историка смутило одно обстоятельство, уважаемая Елена Александровна посчитала, что они бежали за несколько тысяч верст по суше через северные леса и горы в Норвегию от татар, кстати, не заходивших севернее Суздальской и Новгородской земли. Поэтому она не могла с полной уверенностью сказать, что действительно эти люди (биармы) могли бежать с указанных мест. А Рыдзевская была очень близка к отгадке.

В 1252 году, когда бежал князь Андрей, татары беспощадно расправились с населением владимиро-суздальской земли. Бросив скот и пожитки, люди ушли в непроходимые леса и болота, куда не мог добраться конный татарин.

Многие подались на Север, пробираясь туда древними водными путями, проложенными предками, – по рекам, волокам, до самой Северной Двины, к побережью Белого моря. Узнавшее от беженцев о нашествии татар, жестокости и беспощадности кочевников, местное население – жители Подвинья – биармы скандинавских саг, сразу врало в панику. Некоторые из них, не выдержав, в страхе собирали свой нехитрый скарб, грузили в ладьи и уходили в Белое море. Издревле знакомым для них маршрутом шли вдоль восточного берега Терского наволока, огибали Нордкап и, оставляя слева по борту Финмарк, приходили к Тромсе.

Нельзя исключить и того, что биармам, как данникам Великого Новгорода, было известно о заключении накануне, в 1251 году, мирного договора между королем Хаконом и новгородским князем Александром Невским. Следует указать на еще один момент: коренные жители Подвинья (биармы или летописная чудь заволоцкая) могли быть проводниками в морском походе княжеского посольства в Норвегию, т. к. это был самый безопасный путь к королю Хакону. Давайте вспомним, в каких «дружеских» отношениях в это время находились два правителя – Александр Невский на Руси и Биргер-ярл в Швеции. Наверняка второй воспользовался бы возможностью захватить в Балтийском море посольские суда русского князя и отомстить. Причем Швеция, как выше упоминалось, в это время находилась в состоянии войны и с Норвегией.

Кого-то, может быть, смутило то обстоятельство, что посольство Александра Невского, как в саге говорится, прибыло в Норвегию зимой. Как же можно добраться до Норвегии в такую стужу? Но именно это сообщение саги как раз и подтверждает вероятность нашей гипотезы. Ведь посланцы Александра Невского могли спокойно добраться на санях и на оленьих упряжках по зимнику до Колы, а оттуда (из не замерзающего круглый год Кольского залива) уже на морских судах отправиться к норвежскому конунгу Хакону.

Н. М. Карамзин через Тормода Торфея знал о приходе и крещении биармов в Норвегии. К сожалению, как сторонник отождествления Биармии и Перми, он невольно ввел читателей своего бессмертного труда в заблуждение. Подводя итоги княжения Святослава Всеволодовича, Александра Невского и Алексея Ярославича, в 4-м томе историк указал на распространение завоеваний татарской Орды. При этом, ссылаясь на «Историю Норвегии», он уверенно написал, что «моголы более и более распространяли свои завоевания и чрез Казанскую Болгарию дошли до самой Перми, откуда многие жители, ими утесненные, бежали в Норвегию, где король Гакон обратил их в веру христианскую и дал им земли да поселения». Но в «Истории Норвегии» нет упоминаний о Перми, там говорится о Биармии.

Ошибся великий историк, не было такого, – севернее Владимира и Суздаля татары земель не завоевывали (за исключением Великого Устюга, где иногда собирали дань) и до Перми никогда не доходили. Не могли норвежские писатели указать в своих сагах и нашу летописную Пермь, т. к. они такого топонима и тем более этнонима не знали. Неверное отождествление Биармии и Перми привело Карамзина к ошибочному выводу, что татары так далеко проникали на Север и чуть ли не покорили Пермь, жителям которой якобы пришлось спасаться в Норвегии.

* * *

В 1834 году в очень популярном ежемесячном журнале «Библиотека для Чтения» была опубликована статья Осипа (Юлиана) Ивановича Сенковского (1800–1858) известного русского писателя, литературного критика, блестящего ученого-лингвиста и востоковеда, под названием «О значении скандинавских саг для русской истории». Это был период, когда после выхода исторического труда Карамзина возродился интерес к истории России, в этой связи начали появляться первые переводы скандинавских саг на русский язык и комментарии к ним – о влиянии их на историю нашего государства, особенно историю его древнейшего периода, так туманно и противоречиво изображенного летописцами.