ЧЯП - Эдуард Веркин

– С этим согласна. Я вот в себя верю. А твой приятель Чяпик нет. Он в себя не верит, он верит в…

Царяпкина замолчала и остановилась. Синцов тоже остановился, из вежливости.

– Он вообще ни во что не верит, – сказала Царяпкина. – Не верит, только делает видимость. Чяп – это мастер надувания щек. Он их уже до такой степени надул, что самого давно не видно.

– Ну, я не знаю…

– Ладно, мне направо, – сказала вдруг Царяпкина. – Бывай, дружочек.

– Пока.

– Пока-пока. А этому своему Грошику так и скажи – пусть ко мне не подлизывается, я его не прощу. Никогда.

И Царяпкина удалилась направо, сильно напоминая со спины свою мать.

До реки было недалеко, километра два. Синцов решил срезать, свернул на узенькую улочку.

Синцов свернул на улицу и сразу наткнулся на Грошева. Грошев сделал вид, что это произошло случайно, изобразил удивление, но потом, видимо, постеснялся врать, что он просто проходил себе мимо.

– А я как раз хотел на площадь заглянуть, – сказал он. – Бросить взгляд на бесноватых. Сколько их в этот раз было? Сама Царяпкина и парочка сумасшедших?

– Почти, – ответил Синцов. – Только без сумасшедших. Царяпкина соло.

Грошев рассмеялся.

– Жаль, – сказал он. – С сумасшедшими бывает веселее.

– Наверное. Она сказала, что у ее сторонников вывих…

– Это у нее вывих, – Грошев выразительно постучал пальцем по лбу. – Она все не уймется. Их пару раз закидывали яйцами, но потом махнули рукой – что на дураков продукты переводить. Так что теперь Царяпкина в одиночестве развлекается.

– Она там песни пела.

– Правильно, чего еще делать-то? Песня украшает жизнь. А ты куда сейчас?

– К тебе думал, – соврал Синцов.

– Ко мне… Пойдем лучше на боны, искупнемся. Там одно местечко есть, джакузи по-древнерусски…

Синцов не стал возражать.

Местечко оказалось на самом деле интересным. Чуть выше моста реку до середины перегораживали боны. Старинные, из почерневших бревен, поросших зеленым мхом. Грошев велел ждать и нырнул.

Почти сразу всплыл с длинным металлическим тросиком, на конце которого обнаружилась матерчатая петля.

– Это как водные лыжи, – пояснил Грошев. – Только наоборот. Смотри.

Он сунул ногу в петлю, тросик натянулся, Грошев остановился. Он лежал на спине, вода обнимала его со всех сторон, Грошев улыбался.

– С этой штукой можно в баню не ходить, – пояснил он. – За десять минут до скрипа отмывает. Лови, это просто…

Грошев вывернулся из петли, кинул тросик Синцову.

Вода оказалась теплой. Она прогрелась на многокилометровой отмели, набрала кислорода на перекате, ускорилась между бонами, Синцов вспомнил аквапарк с искусственной волной, это было лучше. Он просунул ногу в петлю, и поток тут же утащил его ко дну. Впрочем, оказалось, что управлять собой на течении легко, надо всего лишь использовать принцип планера. Синцов опустил руки, и вода тут же вынесла его на поверхность.

Грошев достал со дна второй тросик и теперь плыл рядом.

Синцов закрыл глаза и почувствовал себя в невесомости. Он падал, вокруг струился плотный воздух, и далеко-далеко внизу синела земля.

– Ну как? – спросил Грошев.

– Нормально.

– Это не только нормально, это полезно. Проточная вода вымывает дурные мысли, повисишь немного – и в голове хорошо. Прохладно и пусто.

Прохладно и пусто, это правильно, похожие ощущения.

– Слушай, Петь, я спросить хотел… – Синцов замялся.

– Чего?

– Почему у тебя… Ну, прозвище такое интересное?

– Царяпкина рассказала, – Грошев выплюнул воду.

– Ну да, рассказала, – не стал отпираться Синцов. – Но мне кажется…

Поток вильнул, Синцова утянуло с поверхности, он снова вывернул руки и всплыл.

– Мне кажется, она врет…

Грошев плыл ровно, сосредоточенно рассекая воду, поглядывая на облака.

– Думаю, что в данном случае она не особо приврала, – фыркнул Грошев. – История простая на самом деле, четыре года назад приключилась. А еще за три года до этого я со Лбом познакомился, тоже смешно было.

И отвечая на вопрос, который Синцов не успел задать, пояснил:

– Тогда у нас в городе был «Год увлеченных людей», всех в школу приглашали, чтобы рассказать что-то интересное в формате открытого урока. Кравченко – он футболист, Белозубову – она на певческом конкурсе победила, меня – я про монеты рассказывал, Царяпкина была со своими Дятлами и с гитарой. Ко мне на урок Лоб и заявился.

Грошев переменился, вытащил ногу из петли, схватился за нее рукой.

Синцов тоже перевернулся, вода налегла на плечи, едва не оторвала от петли.

Грошев продолжил:

– Лбу как раз тогда долги отдали, машину, три мотоцикла, земельный участок, барахло кое-какое, монеты в том числе серебряные, так, в шкатулку просто свалены. Он их в ломбард сдать хотел по весу лома, потом решил мне все-таки показать. Ну и показал. Там одних рублей николаевских оказалось почти на две сотни, ну и по мелочи, конечно…

Грошев хлебнул воды, выплюнул.

– С тех пор Лба и зацепило, тоже стал собирать, – сказал он. – Ну и в две тысячи десятом его сестра Светка в Сбербанк как раз устроилась. Тогда как раз новая юбилейка биметалльная пришла, Лобанов ее всю и выкупил. Приехал ко мне, довольный такой, аж светится. Ничто так не пьянит, как халява…

Грошев отпустил петлю, и течение тут же стало сносить его вниз, он отплыл метров на десять, затем резким рывком пробился обратно и успел ухватить тонущий трос.

Мощно, отметил Синцов. Против потока сработал, как настоящий пловец. А с виду не скажешь, я так, наверное, не смогу. Да и расслабляет течение…

Грошев уцепился за петлю.

– Лоб притащил шесть банковских мешков, не знаю уж, как получилось, что они к нам сюда попали, – продолжал рассказывать Грошев. – Пермский край, Чеченская Республика, Ямало-Ненецкий автономный округ, вот, говорит, хочу одному челу скинуть, он сразу два номинала дает не глядя.

Грошев снова бросил петлю, и снова поборолся с течением, и снова победил.

– Я ему посоветовал придержать монетки, хотя бы годик попридержать, я уже тогда подозревал…

Синцов вдруг услышал, что Грошев рассказывает это совершенно спокойно, без хвастовства и азарта, холодно и посторонне, точно не о себе. Или о другом себе, который был прежде, но которого осталось не густо. И дыхание даже не очень сбилось.

– Почему? – поинтересовался Синцов. – Чутье? То самое?

– Ага, чутье, а как еще? Голова… голову точно ногтями начинают чесать, так вот.