Эпоха Владимира Путина. К вопросу об исторической миссии второго президента России - Владимир Кузнечевский

В российском обществоведении еще нет названия этой новой реальности, полностью отсутствует и концептуальное ее представление. Но в том, что после окончания эпохи Путина, то есть по окончании переходного периода, эта новая социальная и политическая реальность не может не наступить – сомнений уже ни у кого вызывать не должно. Условно ее можно обозначить как новое социальное государство, приблизительно по своим основным характеристикам похожее на такое, которое в 1948 году попытались разработать Н.А. Вознесенский и А.А. Жданов.

Вместе с тем и одновременно с тем новая реальность постепенно подступает и к странам старой Европы. Король Нидерландов Виллем-Александер 30 апреля 2013 года условно назвал эту новую реальность государством всеобщего участия. Если судить по политическим публикациям стран Старого Света, общественное мнение Европы пока еще «не слышит» произнесенный Виллемом-Александром политический прогноз. Но своего рода заговор молчания, проявляемый в европейских средствах массовой информации по поводу его заявления, сути дела не меняет: Европа вступает в новую эпоху своего исторического существования.

А поскольку означенные выше изменения уже практически происходят одновременно и в Европе, и в России, со временем на территории всего европейского континента от Лиссабона до Сахалина должна возникнуть и новая международная реальность, которая, по-видимому, должна будет заключаться в том, что впервые после векового радикального идеологического и политического отталкивания друг от друга у России и стран Старого Света может появиться историческая возможность если не сблизиться на условиях комплиментарного (в соответствии с теорией Л.Н. Гумилева) сотрудничества в русле общих поисков modus vivendi, то во всех случаях – приемлемого для обеих сторон исторического общежития, где каждый участник остается при своих национальных ценностях, но при этом не стремится уничтожить друг друга, как это было в XX веке.

Причины такого сближения обусловлены исторической необходимостью.

Как ни крути, а русская революция 1917 года с лозунгом освобождения трудящихся масс от эксплуатации со стороны власть и капитал имущих идеологически и политически фактически расколола весь цивилизованный мир на две неравные половины, которые жестко противоборствовали друг с другом на протяжении нескольких десятилетий с ощутимой пользой для так называемого буржуазного мира. Эта польза выразилась в том, что на протяжении всего XX столетия противостояние западной цивилизации Советскому Союзу вынуждало правительства буржуазных стран делиться своими прибылями с населением своих стран, постоянно улучшать условия жизни трудящихся масс, и даже создать такой мощный социальный слой, как так называемый средний класс. Это обстоятельство на протяжении всего XX столетия позволяло снижать запал революционных выступлений в ведущих странах западной полусферы. Более того, на базе идеологической борьбы с идеями русской революции 1917 года западное сообщество постепенно и незаметно подошло к существенному повышению роли государства в организации жизни своих граждан и к созданию так называемого «общества всеобщего благосостояния». Построенную в таких странах, как Швеция, социальную систему в научных книгах даже стали называть «шведским социализмом», или «обществом потребления».

Однако к концу XX столетия история не выдержала навязанного ей материального, политического и идеологического напряжения. Вначале в 1990-х годах лопнула по всем швам насильственно навязанная населению СССР так называемая дружба народов и равенство в бедности. Распался не только сам Советский Союз, но и так называемый социалистический лагерь.

А через четверть века после исчезновения Советского Союза не выдержал навязанного ему напряжения и западный мир. Внезапно для Старого Света (пока не для США, а только для старой Европы) выяснилось, что «общество потребления» могло существовать только, что называется, в долг, только под угрозой идеологического давления со стороны России (СССР). Ушла Советская Россия – ушел и фактор внешнего давления на правительства западных стран. Оказалось, что государства западных стран не могут вечно жить в кредит, дорогостоящее государство со своей социальной системой перестало справляться со своим государственным долгом, а так называемый креативный класс после 1991 года стал отказываться безвозмездно делиться с массой трудящихся получаемой им прибылью. Государства зашатались и стали рушиться от изнеможения (Греция, Испания, Италия, другие). Правительства стали задумываться о том, чтобы сократить патронерскую роль государства и начать перекладывать эту ношу на плечи населения.

Если сказать кратко, то с началом XXI века, через 10 лет после 1991 года, на Западе начался идейный откат к модели капитализма XIX века.

Судя по складывающейся международной ситуации, как уже не раз происходило в XX веке, в поисках форм выхода этого вселенского кризиса опять выпало находиться России. Старая Европа еще не до конца осознает это обстоятельство, но иного выхода, кроме сотрудничества с Россией Владимира Путина, у нее, похоже, не предвидится. Лакмусовой бумажкой в этом отношении выступил украинский кризис 2014 года. Развитие политической, социальной и политической обстановки в этой стране показало, что национальные интересы государств старой Европы и США в отношении их будущего радикально расходятся.

Похоже на то, что эгоистические интересы правящего класса США после Второй мировой войны в сильной мере спровоцировали их расхождение не только с Москвой, но и с народами и правительствами стран Старого Света. На этом фоне ситуация XXI века может, вопреки политике Вашингтона, политически сблизить Россию и Старый Свет.

В декабре 2014 года глубоко и точно описала эту возможность известный российский и международный общественный и политический деятель, председатель Института демократии и сотрудничества (Париж), доктор исторических наук Наталия Нарочницкая.

В условиях такой нестабильной ситуации, которая ныне наблюдается в мире, сказала она в декабре 2014 года в интервью газете «Взгляд», как раз необходимо существование очень «сильного и уверенного в себе социального государства. Особенно в стране, где глубина промерзания земли полтора-два метра, где нельзя без внеэкономических стимулов добиться более-менее ровного развития территорий, удаленных друг от друга на тысячи километров. У нас нельзя даже одну экономическую доктрину применять повсеместно, настолько разнятся условия, не только социально-экономические, но даже и цивилизационные: быт, квалификация, структура населения, природные условия. В этом отношении Россия похожа на модель мира – представлены все цивилизации, архаика и современные технологии, XIX век и XXI, немыслимое богатство и недопустимая бедность. Поэтому-то нам понятны проблемы и хижин, и дворцов. Александр Блок когда еще сказал: «Нам внятно все, и острый галльский смысл, и сумрачный германский гений». У нас есть и прослойки, исповедующие постмодернистские воззрения на человека и общество, каких придерживаются в богемных кварталах Сан-Франциско, но у нас распространены и патриархальные устои, и нам близки традиционные ценности обществ, которые составляют абсолютное большинство населения Земли»[72].