Повод для знакомства - Оливия Гейтс

Отец замер, глядя так, словно Антонио только что вручил ему лучший в жизни подарок.

– Я так рад, что вы спросили! Я пытался объяснить это Лили после смерти Луэнн. Но она всегда настаивала: что прошло, то прошло.

Да. Она не хотела выслушивать его причины. Боялась счесть их ничтожными и потерять последний шанс продвинуться вперед в общении с ним.

Отец подхватил под руки ее и Антонио.

– Пойдемте, пожалуйста. Об этом нельзя говорить в присутствии десятков любопытных Аккарди.

Отец провел их в старинную курительную комнату с большими мягкими диванами, персидскими коврами и панелями темного дерева. Обстановка была подлинной и антикварной, но на всем лежал отпечаток времени и отсутствия должного ухода. Этот трехсотлетний особняк выглядел впечатляюще, но пребывал не в лучшем состоянии, вопреки ожиданиям Лилианы от этих представителей элиты.

Усадив ее и Антонио, отец встал перед ними, словно давая спектакль, который ждал всю жизнь. И начал рассказ.

– Луэнн была восхитительна, очень похожа на тебя, моя любимая Лили, внешне и блестящим умом. Неординарная, независимая. Я влюбился в нее с первого взгляда в соборе Святого Марка, так же, как и, по-моему, она – в меня. Она была единственным ребенком матери-одиночки, которая тоже работала в области медицины, и с детства знала лишь научные проекты.

Лили вдруг осознала, что жила жизнью матери. До появления Антонио.

– В то время она только что окончила ординатуру и собиралась начать научные исследования, но осознала, что и не жила еще толком. Поэтому прежде, чем погрузиться в работу в больнице, решила два года поездить по миру. Ее первой остановкой стала Италия. Две недели мы почти не расставались, а потом она решила отправиться на север. Я потерял от нее голову, хотел удержать, поэтому и сделал предложение. Она была потрясена, тут же отказалась и на следующий день уехала. Я следовал за ней по всей Европе. Мои мать и дяди были в ярости. Я только что занял место своего отца в семейной юридической фирме, к чему я готовился всю жизнь, и бросил все на произвол судьбы. Потом Луэнн наконец-то уступила, и мы поженились во Франции. По возвращении домой никто особой радости не выказал. Мало того что мое «дезертирство» вызвало непоправимые потери для фирмы, так еще мне готовили брак по расчету, чтобы финансово помочь семье. Я сказал родным, что не желаю занимать место отца на постоянной основе, что хочу уехать, быть с Луэнн и ребенком, которого мы в то время ждали. Тебя, моя дорогая девочка.

Горло сжималось с каждым словом, и Лили прильнула к Антонио. Он крепко обнял ее, словно защищая от откровений отца.

А тот продолжал:

– Моя мать твердила мне, что Луэнн не подходит на роль жены, что она будет ужасной матерью, и я разрушу свою и твою жизни, если останусь с ней. Луэнн тоже ненавидела мою мать, ненавидела всех Аккарди и их элитарность, ненавидела жизнь в Венеции и в том, что называла затхлым жилищем, годящимся только для призраков. Наше пребывание в Венеции затянулось, Луэнн родила тебя. Пока я занимался проблемами, вызванными моим отсутствием, она решила, что я никогда не смогу постоять за себя или тебя, что я навечно останусь «под каблуком» у своей семьи. Чтобы доказать, что для меня важны только она и ты, я назначил дату переезда в Штаты. Сначала Луэнн была в восторге. Но затем стала спрашивать меня, чем я займусь там, пока она будет работать. Сидеть дома и воспитывать тебя? Я изучал только право и не мог работать по специальности в Штатах. Моя семья угрожала отречься от меня, если я снова их брошу, что оставило бы меня без гроша. Но мне было все равно. А потом, на твоем первом дне рождения, Луэнн сказала, что больше не хочет быть со мной, что мечтает вычеркнуть меня и мою семью из своей жизни. И из твоей – тоже. По-моему, она страдала от затянувшейся послеродовой депрессии. Я сказал ей это, и она совсем сломалась. Плакала, умоляла меня отпустить ее. Мое сердце было разбито, но я не мог до нее достучаться. Я лишь сказал, что останусь твоим отцом, что бы ни произошло между нами. Она еще больше расстроилась, спросив, как я останусь твоим отцом, если нас будут разделять континенты. Ты станешь вечно ждать отца, который будет приезжать изредка, когда ему разрешит семья. Я настаивал на том, что сделаю эти встречи регулярными, но она считала, что это сулит вечные страдания ей и тебе. Мне не удалось успокоить Луэнн, ее здоровье подорвалось, и мне пришлось дать ей развод. Я оставил ей все свои деньги. Я хотел, чтобы она купила красивый дом в фешенебельном районе и растила тебя в роскоши. Мне хотелось, чтобы ей не приходилось пропадать на работе, чтобы она уделяла тебе больше времени. Увы, лишь некоторая часть этих денег была моей. Остальные составляли семейный капитал. Я хотел вернуть долг прежде, чем кто-либо узнает об этом, но все всплыло наружу. Мои родные отправились к Луэнн, и конфликт перерос в отвратительный судебный процесс. Моя семья даже пыталась добиться опеки над тобой, утверждая, что Луэнн психически неуравновешенна. Тогда-то она и объявила, что не хочет больше меня видеть. А заодно сообщила, что уже сказала тебе, будто я не хочу с тобой встречаться, а мои родные – ужасные люди, жаждущие выкинуть тебя на улицу. Я еще регулярно приезжал в течение многих лет, пытаясь увидеться с тобой, но она мне не позволила. Она твердила, что ты крепко стоишь на ногах, упорно работаешь, и меньше всего на свете тебе требуется потрясение в виде моего хаотичного присутствия и влияния моей злобной семьи. К тому моменту, как ты стала взрослой, и я мог встречаться с тобой без ее согласия, нас разделяло слишком много лет молчания. Луэнн говорила, что защищала тебя. Я чувствовал, что потерял тебя, поэтому… сдался.

Когда она заболела, я открыл счет на ее имя и положил туда крупную сумму. Потом попросил ее адвоката и банк убедить тебя в том, что мать откладывала деньги на крайний случай, и предоставить тебе контроль над счетом, чтобы заботы о ней не обременяли тебя по крайней мере финансово. Дио мио, дочь моя, я хотел быть рядом с тобой, но не знал, что сказать. А потом, услышав о ее смерти, я должен был попытаться еще раз. И… вот вы здесь.

Все сходилось. Зная свою мать, Лили понимала, что это – чистая правда. Не успела она побороть сжавший горло спазм и произнести хоть слово, как отец наклонился и взял ее руки в свои.

– Я не прошу тебя простить меня за то, что я не боролся за тебя еще упорнее. Я лишь надеюсь, что ты дашь мне шанс присутствовать в твоей жизни сейчас. Как и твой жених, я считаю, что ты заслуживаешь только лучшего, и надеюсь, что ты окажешь мне честь сделать все, что в моих силах, чтобы обеспечить тебя этим.

И Лили вдруг поймала себя на том, что крепко сжимает обретенного отца в объятиях. Пообещав отцу впустить его в свою жизнь, Лили повернулась к Антонио. Он потянул ее к себе.

– Ми аморе, твои слезы убивают меня, даже если они – от счастья.

Смеясь сквозь слезы, она бросилась ему на шею.

– Придется потерпеть. Не каждый день ко мне возвращается отец.

Прильнув к ее дрожащим губам, Антонио пробормотал на ухо Лили:

– Он может звать меня Антонио.