Черная книга секретов - Фиона Э. Хиггинс

— Говорю, нет, — повторил Ладлоу, но уже не так убежденно.

В конце концов, разве предложение Полли не приходило ему в голову раньше?

— Я дал Джо слово, — промямлил он.

— А Джо ничего не узнает, — медленно произнесла Полли. — Да и потом, ты все равно уже слышал добрую половину этих секретов.

— Только те, которые местные, — уточнил Ладлоу.

— Тогда давай почитаем другие! Которые совсем чужие! Уж от этого-то точно никакого вреда, верно? — живо воскликнула Полли. — Мы же не знаем тех, чьи это секреты!

Ладлоу вынужден был согласиться, что гостья, пожалуй, права. Согласился он легко — возможно, потому, что соблазн был слишком велик и мучил его давно. Мальчик сел рядом с Полли, стараясь заглушить голос совести. Ну надо же, хозяин впервые доверил ему охранять книгу, а он, Ладлоу, тут же предал Джо! И все же Ладлоу не обманывался: ему хотелось почитать чужие исповеди не меньше, чем Полли.

— Наверно, можно начать с самого начала, — сказал он.

Полли кивнула:

— Начнем с первого секрета, самого давнего.

— Ладно, но прочтем только один, и больше ни-ни! — строго сказал Ладлоу.

— Конечно! — отозвалась Полли. — На, держи, — И она отдала Ладлоу книгу.

— А я думал, читать будешь ты. — Он спрятал руки за спину, как будто предательство по отношению к Джо началось бы именно с прикосновения к книге.

— Я ж читать не умею, дурень, — буднично сказала Полли. — Не все такие ученые, как некоторые.

Ладлоу тяжко вздохнул и принял увесистую книгу из рук девочки. Терпеть больше не было сил. Его пробирал озноб, но он открыл книгу на самой первой странице, разгладил ее и приступил к чтению.

ИЗ «ЧЕРНОЙ КНИГИ СЕКРЕТОВ»

Признание гробовщика

Меня зовут Септимус Мортис, и душу мою вот уже двадцать лет гнетет отвратительная тайна. Куда бы я ни пошел, она всегда и везде со мной; тенью маячит она у меня за плечом, готовая в любой миг запустить свои когти мне в сердце и истерзать мою измученную совесть. Тайна эта не дает мне покоя даже во сне, она проникает в мои кошмары, и с каждым днем я ненавижу себя все больше и больше.

Я — узник собственной памяти, а вы, мистер Заббиду, моя последняя надежда на освобождение.

По профессии я гробовщик и дело свое знаю, без преувеличения скажу, на славу. За годы работы моя известность как мастера своего ремесла распространилась по всей стране, так что недостатка в заказах я не знал. Быть может, вам странно, что я зарабатывал на чужом горе, но я не сентиментален, мистер Заббиду. Я считаю, что мое дело, — невзирая на любые обстоятельства, оказывать услуги тем, кому они нужны, и я честно зарабатываю свой хлеб.

Однажды ранним осенним утром ко мне в мастерскую явился незнакомец. Назвался он врачом и потребовал, чтобы я величал его доктором Скарпером.

— Только что скончался некий больной из числа моих пациентов, — сумрачно заявил он. — Так что мне нужен гроб.

Мне показалось, что доктор слегка нервничает, но я не усмотрел в этом ничего необычного. Я ответил, что ручаюсь за качество своих гробов и готов помочь ему.

— Да, мне говорили, что вы мастер своего дела, — продолжал доктор Скарпер, — а мне как раз нужен совершенно особый гроб.

И это меня тоже не удивило — у всех заказчиков свои причуды. Этот, я полагал, пожелает того же, что и другие: чтобы обивка была из дорогой ткани, например атласная, или чтобы дерево на гроб пошло самого дорогого сорта. Бывали случаи, когда мне заказывали палисандровые гробы с золотыми или серебряными ручками. Я заверил доктора, что мне уже приходилось выполнять подобную работу, но он покачал головой.

— Нет, мне не роскошь требуется. Видите ли, какое дело… Возможно, вам памятна недавняя история, когда некоего молодого человека по ошибке погребли заживо. Спешу сказать, смерть ошибочно установил не я. Можете представить себе, как ужаснулась семья покойного, когда после похорон выяснилось, что в гробу он очнулся, отчаянно пытался выбраться из могилы и не смог.

— Да, припоминаю этот случай, — ответил я. — Гроб заказывали как раз мне.

История и впрямь была тягостной. Гроб поместили в фамильный склеп, а месяц спустя, когда в семье приключилась еще одна смерть, скорбящие родственники вновь посетили родовую усыпальницу и обнаружили, что гроб молодого человека отчего-то опрокинулся с возвышения, куда его поставили, на пол и лежал на боку. Гроб поспешно вскрыли, но, конечно, было уже слишком поздно. Хотя разложение и сделало свое дело, однако было видно, что руки покойного не сложены на груди, а вцепились в крышку изнутри и исцарапаны в напрасных попытках выбраться на волю, а рот разинут в крике ужаса.

— Вот поэтому я должен быть уверен, что такая трагедия не повторится, — сказал мой клиент.

Что ж, подобная мысль представилась мне разумной, и я внимательно выслушал его проект гроба, куда благодаря особому механизму должен был поступать воздух — на случай, если предполагаемый покойник не умер, а погрузился в летаргический сон. Мы договорились о цене, и, поскольку заказ был срочный, я тотчас приступил к работе. Механизм не отличался хитроумием и состоял в простой трубке, проведенной из гроба наружу, на поверхность земли, однако доктор Скарпер настоял на том, чтобы трубка была незаметная.

— Мало ли, священник будет недоволен, — пояснил он.

Я закончил работу поздно вечером, а на следующий день лично отвез гроб по указанному адресу — то был роскошный загородный особняк, в нескольких часах езды на лошадях. Дверь мне отворил сам доктор Скарпер.

— Добро пожаловать, — приветствовал меня он. — Хозяин не слишком хорошо себя чувствует и поручил все мне.

Мы проследовали внутрь, и, когда миновали одну из комнат, я мельком заметил в приотворенную дверь какого-то старика — как я предположил, хозяина дома. Он удивительно неподвижно сидел в кресле у окна, был бледен и вид имел больной. Доктор внимательно осмотрел гроб и задал мне множество вопросов о его конструкции и о надежности вентиляции. Когда он убедился, что трубка работает надежно, мы вместе понесли гроб в подвал.

— Умерла супруга хозяина, — пояснил доктор. — Мы положили ее в подвал, там прохладнее.

— А от чего же она скончалась? — невзначай поинтересовался я, с усилием таща гроб.

— От малярии, — кратко ответил доктор и этим ограничился.

Наконец мы с нашей нелегкой ношей спустились в подвал. Здесь и в самом деле было значительно холоднее, чем в комнатах. Покойница лежала на столе, бледная, безмятежная, и, против моих ожиданий, на лице ее не замечалось никаких следов болезни. Сам не знаю почему, но в душе у меня вдруг зашевелились смутные подозрения. Женщина выглядела такой умиротворенной, что трудно было поверить в ее смерть, однако признаков жизни не наблюдалось ни малейших. В комнате стоял странный запах, не имевший ничего общего с разложением; я отнес его на счет сырости.