Танец с граблями - Маргарита Южина

– Кира, ты, главное, не переживай. Я тебе новую ванну куплю, – заглядывал Кауров Кире в глаза. – И полотенце тоже, и… все новое куплю!

Кира не стала ждать, пока Кауров побежит за новой ванной, а понеслась на кухню, схватила «Комет» и густо засыпала ванну порошком.

– Зато посмотри, какой красавец получился! – хвастливо вертел собаку перед Кирой хозяин.

Она бы так не сказала. Морда у Босса не прокрасилась совсем, брюхо тоже, и весь пес выглядел каким-то несчастным, полинявшим и неухоженным.

– Ну чего ты кривишься? – огорчился Кауров. – Зато теперь ни одна собака не признает в нем Босса.

– Нну ты дррряннь! Нищета! Кирррочка! Ты… ну ты и дррряннь! Каурров стеррррвец!! – выплескивал эмоции Архип.

Даже Кира от новой фразы попугая оторопела, а уж Кауров и вовсе обиделся не на шутку.

– Знаешь что, Кира Сергеевна! Ты бы это… попугая своего чему хорошему научила! Почему это я стерррвец?! Архип, а ты… Ты – курица!! Ты… вообще петух!!

– Ну хватит уже. Слушай, Кауров, ты сегодня меня так вымотал, давай спать укладываться. Тебе вон там, на диване, постелю, а сама в спальне лягу.

Улеглись быстро.

Кира никак не могла уснуть, ей не давал покоя один вопрос.

– Кауров, ты спишь? – крикнула она в комнату из своей спальни.

– А ты хотела колыбельную послушать? – отозвался тот бодрым голосом.

– Игорь, а чем там в книге история закончилась? Ну та, про любовь? Там страницы выдраны.

– Ух ты, надо же, неприятность какая… Ничем не могу помочь, я не читал. Ну ты же умненькая, Кирочка, придумай сама что-нибудь. И вообще, с мужчиной в такое время неприлично разговаривать. Тем более когда он уже в постели. Я могу подумать черт знает что…

– Ты лучше над делом думай! – рявкнула Кира и отвернулась к стене.

Ей снова снился иностранный белый песок, незнакомое море и бессовестно-зеленые пальмы… Как можно быть такими зелеными, когда вся Сибирь скрыта под снегом? А еще ей снилось, что рядом с ней… Кауров. И он… он целует ее – так нежно… так ласково…

Кира вдруг почувствовала, что она не спит! И рядом с ней, на этой огромной, холодной постели действительно он – Кауров! Вот он повернулся, всхрапнул… Нет, он нежно поцеловал ее в шею! Делать вид, что она и дальше спит? Нет, надо проявить характер, ведь у него есть какая-то там Анечка!

– Кауров, немедленно уйди с моей постели! – пробурчала Кира, натягивая одеяло повыше. – Не смей ко мне лезть!

Он не уходил. Он решил взять ее измором, чтобы она расслабилась, и…

– Ну ладно, Игорь, только, чур, целовать не в губы… ну… я не знаю! Можешь и в губы… конечно… Ну что, соскучился? – нежно залепетала она, и вдруг зажегся свет.

Кауров стоял возле стены, его рука застыла в воздухе у выключателя, а рядом с Кирой валялся бесстыжий пес и нежно лизал ее в шею.

– Ну и кто из нас маньяк? – наконец спросил Кауров, сонно щуря глаза.

– Сам… кобель! И собака твоя… кобель! – выкрикнула Кира, спихивая наглое животное с постели. – Пошли все вон!

Босс свалился с постели, вскочил и потрусил в гостиную. Кира демонстративно отвернулась и даже стала похрапывать, чтобы всем стало ясно, как ей до ужаса хочется спать. На самом деле Кира просто не могла спать. Нет, ну надо же, столько слов наговорить какому-то крашеному псу! А этот… этот… Гад! Он просто стоял и слушал!

Утром Кира проснулась от того, что кто-то тыкал ее в нос мокрой тряпкой.

– Ну совсем обнаглели! – возмутилась она и открыла глаза.

Прямо перед ней стоял Босс, вилял хвостом и, Кира была готова поклясться, улыбался!

– Босс! Ты разбудил Киру? – раздался голос Каурова из кухни. Вскоре он и сам появился в дверях спальни. – О! Пробудились! А я уж и подходить к вам боюсь, вы вчера так гневались, вот вашего фаворита прислал…

– Хватит дурачиться, сам пса ко мне в кровать запихнул… А он, между прочим, еще и не просох, смотри, какие разводы на простыне! Простыню тоже новую купишь, – ворчала Кира, направляясь в ванную.

Когда она вышла, Кауров уже стоял в коридоре.

– Кофе я сварил, попьешь, и Босса выгуляй, ладно? Я скоро вернусь… и если не скоро – не волнуйся, у меня сегодня важные дела, не паникуй, если что. Да! Ключи дай.

Кира отдала ключи, и Игорь тихо ушел. Она немного посидела за столом и стала собираться на прогулку с Боссом.

Сегодня с собакой она гуляла долго. Погода стояла морозная, но не ветреная, поскрипывал снег, ветки гнулись от белых снеговых шапок, а сугробы искрились маленькими звездочками. И было так хорошо, что просто даже… неприлично! Димка не найден, Русков лежит, весь изрезанный, Кауров скачет, словно заяц, прячется ото всех, а она идет по дорожке с крашеной собакой и любуется снегом… одно слово – блаженная!

Каурова не было долго. Так долго, что уже и Маша успела принестись.

– Кира! Ты себе… А чего это ты из пса вытворила?! Господи, вот убожище! – воскликнула она, когда навстречу к ней вышел линялый Босс.

– Это я вчера юбку красила, а он в таз залез…

– Ты же говорила – свитер!

– Что ты к словам цепляешься? Что в тазу было, то и покрасила! Ты что сказать хотела?

Маша закатила глаза к небу и принялась ахать.

– Ах, ты себе не представляешь! Я же все свою бабку обрабатывала, помнишь? А она – ни в какую! Ну я ей и ляпнула, что, мол, сама сляжешь, не больно захочется, чтобы тебе капельницу меняли.

– Да помню я, ты уже об этом говорила.

– Ну и вот! А вчера, уже ночью, бабка звонит мне, ревет и во всю матушку меня кроет матом – «Ты, – говорит, – ведьма! Накаркала!». Я ничего понять не могу, а оказывается, бабуська-то и в самом деле в больницу угодила – аппендицит у нее разыгрался, прямо с рабочего места – на рабочий же стол, так сказать. Ну она сразу после операции мне и звонит! Не знаю уж, как до телефона добралась, но теперь сама просит, что, мол, узнать надо – говори, а не то ну как и вправду прикончат меня, старую, и пикнуть не успею. Ты знаешь, я не стала вредничать, списочек твой ей продиктовала.

– Это какой списочек?

– Ну ты вообще! Сама же говорила. Нам в больнице что надо было узнать? Первое – кто в тот вечер работал, второе – кто там лежал, и кто к кому приходил. Ну, это нам узнать уже не удастся. Вот, и теперь я к бабульке еду. Надо гостинцев отвезти, у нее, она говорила, нет никого из родственников, пусть порадуется. А может, и «ведьмой» обзываться перестанет.

Подруга унеслась, а Кира принялась раскладывать мысли по полочкам. Получалось не совсем складно. Тогда Кира нарисовала в середине тетрадного листа фигурку Димки, от нее провела стрелочки – к родной матери, к Кускову, к Дарье, от Дарьи к Лешакову, от Рускова к Суслину, и получилась прескверная картина. Все, кто окружал мальчика, были либо убиты, либо ранены, оставалась нетронутой одна Дарья. Это что, случайность? Возле каждой фамилии Кира аккуратно нарисовала знак вопроса. Возле Чесноковой стоял жирный вопрос крючком – оставляла ли она завещание на сына или нет, и еще – правда ли, что она скончалась от передозировки? Непонятно было и про Лешакова – в честь чего взяли да и убили такого успешного директора строительной фирмы? И ведь вначале вроде бы все выглядело чистой случайностью – никто не мог предположить, что он отправится за сигаретами в другой киоск, машина сбила Лешакова из-за его собственной невнимательности, он сам говорил это своей ветреной жене, а потом вдруг – раз! И оказывается, что ему подменили капельницу! Кто? Но, конечно, больше всего волновал Суслин – кому это понадобилось его убивать, да еще и подставлять Каурова? Нет, надо ехать к Рускову. Интересно, он может говорить или нет? А если телефон Каурова дала Суслину Дарья? Тогда нельзя, чтобы она узнала, что Кауров сбежал, пусть думает, что он в тюрьме. А в остальном… позвонить ей можно.