Словацкая новелла - Петер Балга

меня начинают слабеть руки, и ждал, что Эвжен передохнет минутку, но он спокойно продолжал копать. Наконец я не выдержал, распрямился — и тут увидел, что за моей спиной стоит какая-то девушка и наблюдает за мной. Она ничего не говорила, только пытливо смотрела на меня. Я не знал, что мне делать, и только взялся было за лопату, как она улыбнулась и провела рукой по волосам. По этому жесту я узнал Яну.

— Вчера печатала список бригады и увидела, что и ты тут, — сказала она. — Наш шеф ушел на занятия, так я решила — приду на тебя посмотреть…

— Ты здесь работаешь?

— Да, в бухгалтерии. А ты? Сколько тебе еще осталось до окончания института?

— Кончаю в этом году.

Мы продолжали стоять и молча смотрели друг на друга. Не знали, о чем говорить, не знали, с чего начать, — столько всего было. Когда люди видятся полчаса, то все просто, они могут разговаривать о прошедшем получасе, но о чем могут говорить люди, которые не виделись несколько лет?

— Не буду тебя задерживать, — сказала Яна через минуту. — Потом поговорим. Я тебя подожду возле канцелярии, когда пойдешь с работы.

Все ребята, опершись на ломы, смотрели, как она спокойно и плавно шла, пока не исчезла за углом завода. Эвжен вздохнул и всадил лом в землю. Его яма была готова гораздо быстрее, чем моя.

Возле канцелярии она меня не ждала. Я пошел в общежитие, лег на койку и стал читать книгу. Ребята играли в футбол. Сначала я слышал их крики, а потом голова начала обволакиваться мягкой ватой, шкаф в углу стал расти, пока не заполнил всю комнату, ничего не оставив кроме себя, а я принялся в него вгрызаться, был я маленьким жучком, меня окружали темнота и дерево. Книга выпала у меня из рук. Потом что-то заскрипело, я открыл глаза и увидел Яну. Она склонилась надо мной и улыбалась. Я что-то пробормотал и вгрызся еще глубже в шкаф, чтобы она не заметила, что я жучок. «Спи, спи», — прошептала она, подняла книгу и на цыпочках вышла из комнаты. Я спал до самого вечера. Когда я проснулся, то не мог сообразить, было ли это на самом деле или мне все приснилось.

На следующий день стояла жарища. Каждые десять минут мы прятались в тень под кусты. У каждого здесь было свое место. К обстановке мы уже привыкли. Мы решили, что на ржавый ковш от экскаватора можно во время работы класть рубашки, пустые бочки из-под асфальта — спустить вниз с пригорка, а битый кирпич — бросать в кого-нибудь, кто не знает, что весь этот хлам можно как-то использовать. Обстановка нас уже не подавляла, как в первый день.

— Мне кажется, что руки у меня вытянулись до колен, — пробурчал Дежо Выдра.

Мы молча кивнули, у всех у нас было такое же чувство. Мы таскали тяжелые железобетонные столбы. Машины их свалили в кучу, а мы должны были их разнести к выкопанным нами ямам. Один столб мы поднимали вшестером, мы спотыкались, стискивали зубы, пальцы начинали расслабляться, и, когда нам казалось, что уже больше не выдержим, кто-нибудь из нас со стоном предлагал: «Положим его, ребята!» Отдышавшись, мы снова брались за столб. Тогда мы начинали петь: «Эй, ухнем! Эй, ухнем!»

— Такого соню я в жизни не видал! — воскликнул Эвжен Цемко.

— Какого это?

— Да тебя! Вчера продрых целых полдня, и та красивая девушка приходила к тебе, а ты дрых без задних ног. И сейчас у тебя глаза слипаются!

— Послушай, — запищал Дежо Выдра, — откуда ты такой взялся? Мы всего-то здесь без году неделя, а ты уже отхватил себе такую красивую девушку. Кто бы мог подумать?

— Если он все время будет столько спать, — откликнулся Эвжен Цемко, — девушка получит маленькое удовольствие. Она к нему, а он на боковую…

— И проспит ее в конце концов, — добавил Дежо Выдра, и все рассмеялись. — Ха-ха-ха, сделай выводы, не то поплатишься! И в бригаде не слишком заработаешь! Работал бы сверхурочно. Пан мастер, тут один хочет работать и в ночную смену…

— Хватит, мальчики, — сказал мастер, — вы уже достаточно отдохнули…

Мы встали и снова взялись за работу. Потом снова сидели и снова работали — так оно и шло. В конце концов все это так у меня перепуталось, что я уже не знал, чему радоваться — то ли когда садимся, то ли когда встаем. Или, например, тогда, когда я столкнулся с Эдо Яношем на футболе.

Никто из нас не был виноват — ни я, ни он. Я набежал на мяч и столкнулся с ним в тот момент, когда я решил обвести Эвжена, стоявшего у меня на пути. Оба мы упали на землю, я ушиб колено. Он тут же вскочил, сжал кулаки и произнес странным придушенным голосом: «Если ты еще раз… то получишь по роже!» Я удивленно посмотрел на него — он весь побелел, стиснул зубы, — я даже забыл, что надо встать, продолжал сидеть на земле и смотрел на него до тех пор, пока Эвжен Цемко не сказал ему: «Не дури, Эдо!» — и не оттащил его прочь. Потом я повернулся на бок и смотрел, как играют остальные. Колено у меня болело.

Я знаю, Эдо Янош, что злость, которая в тебе вспыхнула, возникла не из-за этого глупого столкновения на футболе. В тебе взорвалось что-то, тревожившее тебя уже несколько дней. Но если бы я тебе сказал, что я в этом виноват еще меньше, чем в столкновении, ты бы мне не поверил. Впрочем, мне в общем-то все равно, что ты об этом думаешь.

Уже на другой день после нашего прибытия ты объявил нам, что нашел в канцелярии божественную «бабочку» и что через пару дней приберешь ее к рукам. Тогда я еще не знал, что это Яна. Я не мог этого знать, потому что вообще не предполагал встретить ее здесь. А когда она пришла ко мне на стройку, ты, видно, решил, что я обскакал тебя — успел прибрать ее к рукам гораздо быстрее. Тебе стало обидно. Еще больше тебя обижали ядовитые шуточки ребят — да, это обижало больше всего! — они-то и вызвали в тебе сегодняшнюю ярость. Если бы я знал, Эдо, что дело совсем в другом, я сказал бы тебе, что давно знаю Яну. Рассказал бы о том, что значат для человека воспоминания, которые так и останутся воспоминаниями без продолжения. Но я ничего тебе не скажу. Мне было бы неприятно, если б мои воспоминания продолжил кто-нибудь другой.

Когда-то учителя нас