Клуб "Темные времена" - Элисон Гудман

За шемизеткой последовал длинный отрез легкой хлопчатобумажной ткани на платье, еще никак не обработанный. Ткань была грубая, но Хелен приглянулся очаровательный узор из колокольчиков. Под ней прятались бережно уложенные в сундук сокровища: дешевое издание поэмы «Дева озера» мистера Вальтера Скотта, три старых билетика в Воксхолл-Гарденз, спрятанных в сложенном листе бумаги, отрезок зеленой тесьмы, четыре фартинга в жестяной коробочке в форме сердца и Библия.

– Писем нет, – покачала головой Хелен, изучая небольшой набор предметов. – Говоришь, ее мать живет на севере? Разве она не пишет своей дочери?

– Может, она не умеет писать, – пожала плечами Дерби.

Скорее всего. И все же обидно, что они не нашли адрес. Хелен выудила билетики в Воксхолл-Гарденз из бумажных доспехов. Им было уже несколько лет, и они покрылись грязью. Скорее всего, горничная нашла их на земле, ей понравился красивый рисунок на билетиках, и она решила забрать их себе. Хелен вздохнула и вложила их обратно в конвертик.

После стольких усилий она испытывала разочарование от того, что не обнаружила ни одной улики, которая помогла бы им отыскать Берту.

Хелен взяла в руки Библию в черной кожаной обложке. Очень стильное издание для простой горничной. Вероятно, книгу ей подарили или дали в награду, а значит, на форзаце должны быть послание и подпись дарителя. Девушка открыла книгу и разочарованно вздохнула. На листе чернело только имя Берты. Хелен прижала большой палец к золоченым краям страниц и принялась быстро их листать. В середине она остановилась, заметив, что в Библию что-то вложено: две тонкие открытки. Хелен достала их, не сразу осознав, что изображено на верхней открытке.

– Что там? – Дерби наклонилась к сундуку, осветив безобразное изображение. – Господи боже!

Там была нарисована голая женщина, лежавшая на кровати, раздвинув ноги, а на нее сквозь линзы лорнетов с любопытством смотрели мужчины. Подпись в углу показалась Хелен знакомой.

– Это Роулендсон. – Девушка уставилась на картинку, не веря своим глазам. Этот факт шокировал ее больше самого изображения. – Как он мог нарисовать подобное? Его картины висят в Королевской Академии художеств!

Изображение на другой открытке не принадлежало кисти Роулендсона и выглядело еще более скандальным. Голая женщина стояла на коленях, а над ней, как жеребец над кобылой, нависал возбужденный мужчина.

– Зачем Берте такие отвратительные вещи? – Дерби пошатнулась. – О, миледи, неужели я ошиблась и она все-таки сбежала в Ковент-Гарден?

Хелен затошнило от ужаса, но она не могла отвести глаз от картинки. Разумеется, она знала, как выглядит мужское достоинство, по греческим статуям в Британском музее, но никогда не видела его таким большим и твердым. Разве это естественно?

– Миледи, вам станет нехорошо, если вы будете глядеть на эту дрянь. Спрячьте их.

Хелен запихнула карточки обратно в Библию и занесла было ее над сундуком, как в голову ей пришла мысль, что подобной непристойности не место в святой книге; она вытащила картинки и перепрятала их в «Деву озера».

– Надо уходить, Дерби.

Горничная понимающе кивнула, сочувствуя хозяйке. Они дрожащими руками уложили вещи Берты обратно в сундук, закрыли его и задвинули под стол.

– Как поступим с замком? – спросила Дерби.

– Не знаю, – честно призналась Хелен и поднялась на ноги. Ей хотелось как можно скорее уйти из комнаты, подальше от жутких картинок.

Дерби поставила подсвечник на каминную полку, потушила фитиль и последовала за Хелен в темный коридор. Они вернулись тем же путем, и успокаивающий храп Барнетта преследовал их до самой лестницы. Выбравшись в серый мрак главного холла, Хелен оглянулась. На мгновение ей почудилось, что в закутке, ведущем во двор, виднеется человеческая фигура, сотканная из плотной тьмы. Она моргнула, и тень исчезла.

Суббота, 2 мая 1812 года

На следующее утро, когда Хелен одевалась к семейной молитве, обе девушки молчали. Дерби заикнулась было о карточках, но Хелен подняла руку, давая понять, что не хочет продолжать разговор. Она три часа ворочалась в постели и не могла уснуть, только о них и думая. Лучше отложить их на заднюю полку сознания, по крайней мере, пока в душе не улягутся вызванные ими потрясение и странное беспокойство.

К счастью, тетушка распланировала день Хелен так, что возможностей для размышлений наедине с собой не оставалось. Первым делом они прошлись по магазинам в поисках легкой ткани для платья, чтобы отнести ее швее мадам Гортензии, а также шерстяной ткани, из которой мистер Дюрей сшил бы Хелен костюм для верховой езды. Затем девушку ждала бесконечная череда визитов, закончившихся к ужину на небольшом частном балу у семьи Линдси. Вечер тянулся долго, и чудовищные образы с открыток норовили пробраться обратно в голову, но всякий раз Хелен жестко выталкивала их прочь, отвлекаясь на разговоры и танцы.

Воспоминания нахлынули на Хелен с новой силой в воскресное утро в церкви.

Преподобный Хейли читал страстную проповедь, осуждая безбожные развлечения, вещал об опасности распутных пьес и балов-маскарадов и постоянно употреблял слова «оголенный» и «плоть»; и Хелен вернулась мыслями к скандальным изображениям. Распутные женщины стояли перед глазами, когда Хелен вместе с дядюшкой и тетушкой опустилась на скамеечку для коленопреклонения и прочла молитву, когда пела «Когда я вижу священный крест»[27], когда смотрела на мемориальные камни в стене, сидя рядом с дядюшкой и тетушкой. Девушка в полной мере осознала содержимое грязных картинок, ранивших ее сознание. Хелен угнетали тревожные вопросы, вроде того, которым Дерби задалась в комнате экономки: зачем молодая горничная хранит в сундуке такие непотребства? Может, это ошибка – Берта дала почитать Библию одной из знакомых, и та вложила в книгу открытки, чтобы подшутить над девушкой. Или это подарок? Но какой приличный джентльмен станет дарить подобное? Возможность того, что Берта и правда была развратницей и решила воплотить свои похотливые желания в жизнь, мучила Хелен всю поездку, пока они возвращались домой в экипаже по Халфмун-стрит.

По традиции дядюшка присоединился к супруге и племяннице за воскресным вторым завтраком, а затем удалился в свой клуб. Он давно смирился с тем, что его жена, а теперь и Хелен вместе с ней посещают общественные мероприятия в день отдохновения – сезон продолжается даже по воскресеньям, – но все же настоял на том, что в этот священный день все члены семьи должны хоть раз собраться за столом. Хелен никогда не нравилось обедать с дядюшкой, а в этот день и вовсе кусок не лез в горло. Отвращение, вызванное мерзкими картинками, смешалось с ужасом от приподнятого настроения дядюшки.

– Твоя тетушка мне рассказала, что представление ко двору прошло замечательно, Хелен, – улыбнулся он и наколол на вилку кусок холодной говядины.