Финита ля трагедия - Наталья Александрова

– Мальчишка! – легко отбила удар Варвара Симеоновна. – Выскочка! Какой он профессор! Он на кафедре всего пятнадцать лет, а я – уже сорок!

– И потом, ему обязательно нужна триста четырнадцатая аудитория, там стоит специальное оборудование!

– Неважно! – бросила старуха, разворачиваясь и направляясь к дверям. – Долго, милочка, вы у нас не проработаете!

Дверь за ней с грохотом захлопнулась, и Тося разрыдалась, уронив лицо на ладони. Почему, ну почему ее окружают такие злые, бесчувственные люди? И почему так не вовремя заболел внук Татьяны Зосимовны?

Вдруг Тося почувствовала рядом какое-то движение. Подняв голову, сквозь слезы она разглядела симпатичного худощавого мужчину с седыми висками. Конечно, немного староват, но, безусловно, элегантен, и эти седые виски чрезвычайно шли ему. Тося не слышала, как мужчина вошел в кабинет. Она беспокойно шмыгнула носом и полезла в сумочку за платком.

– Вот, возьмите, – незнакомец протянул ей бумажный платок и сочувственно проговорил: – Вас довела до слез та старая каракатица, которая только что отсюда выкатилась? Бросьте, она не стоит и одной вашей слезинки! Такая очаровательная девушка не должна расстраиваться! Тех, кто вас огорчает, нужно судить военно-полевым судом.

Тося сквозь слезы улыбнулась. Незнакомец подошел еще ближе, склонился над столом и протянул ей плитку дорогого швейцарского шоколада.

– Это чтобы немного подсластить вашу горькую жизнь!

– Да что вы, не надо! – смущенно пробормотала Тося. – А чем я могу вам помочь?

– Во-первых, вы должны мне улыбнуться.

Тося против своей воли действительно улыбнулась.

– Вот, это уже гораздо лучше! А теперь – скажите мне, как я могу связаться с Павлом Петровичем Соколовым? Понимаете, я его старый друг и приехал в ваш город всего на два дня. Мне очень хотелось увидеться с Пашей, а у него дома телефон не отвечает…

Незнакомец был такой милый, такой обходительный, что Тосе непременно захотелось ему помочь. Кажется, профессор Соколов вчера говорил, что несколько дней он будет жить у друзей, и на всякий случай оставил телефон. Чтобы его можно было найти, если он вдруг срочно понадобится институтскому начальству. Правда, он сделал страшные глаза и просил ни в коем случае никому этот телефон не давать, но этот мужчина с седыми висками такой обаятельный, и, кроме того, он ведь старый друг профессора…

– Вы с ним вместе учились? – спросила Тося скорее из любопытства, чем из осторожности, просматривая свою записную книжку.

– Учились, да… – несколько неопределенным тоном ответил незнакомец, следя за ее руками, – учились и работали…

– Так вы тоже преподаватель? – оживленно поинтересовалась Тося.

– Преподаватель, да… ну как там, вы нашли его телефон?

– Да, вот он! – И Тося продиктовала незнакомцу семь цифр.

У Марьи Петровны, соседки Надежды Лебедевой, была в жизни одна, но очень большая забота. Это была ее племянница Липа, дочь давно умершей, любимой, хотя и двоюродной сестры Гликерии. Марья Петровна после смерти Гликерии чувствовала ответственность за судьбу бедной девочки и старалась принимать в ней участие. Ее беспокоили две вещи: замужество Липы и ее жилплощадь.

С замужеством у бедной сиротки никак не получалось. Иногда на ее горизонте ненадолго возникали какие-нибудь мужчины, правда, на взгляд Марьи Петровны, оставлявшие желать лучшего, но несмотря на все Липочкины старания, довести хотя бы одного из них до ЗАГСа никак не получалось. Бедной сиротке было уже немного за сорок, она отличалась завидным аппетитом, а поэтому весьма крупными габаритами и могучим телосложением. Говорила Липочка густым басом, волосы красила в интенсивный красно-оранжевый цвет и завивала на крупные пластмассовые бигуди.

С жилплощадью у нее тоже не все было благополучно. Она проживала в черте города, но в деревенском домике, нуждающемся в ремонте и плохо приспособленном для жизни. Например, так называемые удобства располагались во дворе, в выкрашенной зеленой масляной краской дощатой будочке. В холодное время года такое расположение удобств представляло собой большое неудобство, а холодное время в нашей климатической полосе тянется очень долго. Единственным свидетельством прогресса в ее жилище был телефон, который когда-то давно сумела установить энергичная Гликерия.

Когда наступили новые времена и в ближайших пригородах как грибы стали расти роскошные коттеджи и загородные дома «новых русских», Марья Петровна на какой-то момент вообразила, что кто-нибудь из них купит Липочкин домик, чтобы выстроить на его месте грандиозный особняк, и племянница наконец сможет приобрести нормальную квартиру, но этим мечтам не суждено было осуществиться: совсем рядом с Липочкиным домом находился действующий химический комбинат, и «новые русские» почему-то совершенно не жаждали строить свои особняки в таком соседстве.

Узнав от Лебедевой о временно поселившемся у той приятеле мужа, приличном непьющем мужчине, находящемся, по словам Надежды, в состоянии развода, Марья Петровна встрепенулась, как старая полковая лошадь при звуке трубы, и решила, что наступил решительный момент. Она позвонила племяннице и срочно вызвала ее к себе. На все Липочкины вопросы она по телефону ничего не ответила, только повторяла:

– Приезжай, не пожалеешь!

Та не заставила себя ждать и вскоре появилась, вооруженная недавно испеченным маковым рулетом.

Марья Петровна окинула племянницу с головы до ног придирчивым взглядом и вкратце обрисовала ситуацию.

– Мужчина приличный, – закончила она, – непьющий, а это уже половина дела. И можно сказать, что уже свободный. Надежда сообщила, что развод – дело буквально нескольких дней.

– А из себя-то как – ничего? – поинтересовалась племянница, наливая себе третью чашку чая.

– Ничего, ничего, – со знанием дела подтвердила Марья Петровна, – да в нашей ситуации это вообще не главное, а главное дело – не упустить его. А то, сама понимаешь, как только разъяснится, что человек свободный, так тут сразу набегут всякие… ты, Липочка, главное, прояви инициативу. Как увидим, что он пришел, – сразу к нему в квартиру позвони, так мол и так, я ваша соседка, так не можете ли вы по-соседски помочь. Скажем, тостер починить или кофемолку…

– Тостер? – переспросила племянница. – Какой тостер?

– Да был у меня сломанный, – Марья Петровна бросила взгляд на шкаф, – ну да не в тостере дело, не тостер, так что-нибудь другое придумаем. Тебе, главное, в квартиру к нему проникнуть, чтобы, так сказать, вести борьбу прямо изнутри. Дальше уж ты сама сообрази, например, предложи у него прибраться, а лучше всего – приготовить ему что-нибудь из еды. Мужчины – они всегда есть хотят, а ты готовить умеешь, – и Марья Петровна покосилась на значительно убавившийся маковый рулет.

– Да уж, – Липа довольно зарделась и накрутила на палец оранжевый локон, – что есть, то есть, этого у меня не отнимешь!

– Ну вот, так что ты сама понимаешь, ты девочка умная, – проговорила Марья Петровна и засобиралась на улицу: скотчтерьер Тяпа недвусмысленно дал понять, что племянницы племянницами, а его законную прогулку пропускать ни в коем случае нельзя.