Без обратного адреса - Сантьяго Пахарес

Они возвращались с дневной прогулки. Ночью подморозило, но теперь солнце пригрело, и на земле боролись сырой холод, ползущий из лесистых горных расщелин, где застаивался туман, и щедрый поток тепла сверху.

Сзади послышались звонкие удары металла о камень. Ребенок лет восьми бежал, подгоняя палкой металлический обруч, и на ходу помахал им рукой, улыбнувшись знакомой щербатой улыбкой. Давид не сразу вспомнил его: Томас, сын Анхелы. Здороваясь, мальчик потерял обруч, и тот со звоном ударился о стену дома и покатился в сторону. Томас кинулся за ним.

Давид рассказал Сильвии, как познакомился с малышом и его матерью. Когда тот снова появился перед ними, они рассмотрели и его взъерошенные волосы, и ржавчину на щеке, и металлический обруч. Обоих поразило, что мальчик увлечен игрой, которая состояла всего-то в беге за катящимся по земле металлическим ободом. Да, они видели на картинках в старых книгах и в кино, как дети играют подобным образом, но сейчас… Теперь дети просят в подарок на Новый год айфон.

– Привет, Томас, как дела? – спросил Давид на правах старого знакомого.

– Привет, – серьезно ответил ребенок. – Ничего страшного. Он треснулся о стенку, но не сломался.

– Познакомься, Томас, это моя жена. Сильвия.

– Здравствуй, Томас, – сказала Сильвия, и дитя широко улыбнулось в ответ, показав все зубы и дырки между ними. – А куда ты, Томас, так быстро бежишь?

– Надо скорее сказать моему другу.

– О чем?

– Что сегодня Эстебан снова будет рассказывать!

– Эстебан вам рассказывает? Что?

– Всякое. Как он плавал по свету, и вообще.

– Значит, Эстебан был моряком?

– Да! На огромной такой лодке! На корабле! Он обошел весь свет!

Оказалось, мама не всегда разрешала Томасу слушать рассказы Эстебана, потому что они длились допоздна, но он очень хотел знать про разные страны – Францию, Италию, Китай, Японию, Америку. А когда холодно и много народу приходит, Эстебан рассказывает такие интересные истории, которые с ним там случались, что все слушают, раскрыв рот. Но больше мама не будет запрещать там сидеть допоздна, ведь ему через две недели десять лет и он уже большой. И может ложиться спать, когда хочет, а не когда мама велит.

– Это кто ж тебе сказал насчет десяти лет? Мама?

– Ну прям! Откуда она знает? Это Хулио сказал, мой школьный друг.

– Томас, а где Эстебан рассказывает свои истории?

– В «Эра Уменеха». Ну я пошел, надо занять место.

Оказалось, уже много раз его оттесняли в задние ряды слушающих и приходилось протискиваться между людьми и подлазить под стулья.

– Хорошие истории рассказывает Эстебан?

– Спрашиваете! Пальчики оближешь. Ну, многие боятся, конечно. Он такое может завернуть… Мы с другом два месяца не спали после одной истории. Сегодня страшно не будет, он сам сказал. А то мама меня не пустила бы.

– Здорово.

– Ладно, я побежал. У моего друга нам всегда дают шоколад и печенье, если я опоздаю, они мое съедят. Пока!

Он снова помахал им ручонкой, и тут Сильвия заметила то же, что и Давид днем раньше.

– Ого! У тебя целых шесть пальчиков!

– Да, – гордо произнес Томас, – это моя особенность.

Сильвия улыбнулась и вытерла ему грязную щеку.

– И очень хорошая особенность.

Решили, что они еще раз рискнут здоровьем и поужинают в «Эра Уменеха». Послушают интересные истории Эстебана и понаблюдают за местной общественной жизнью.

К таверне шли люди: обнявшиеся пары, семьи с детьми, одиночки всех возрастов. Одни возбужденно переговаривались, гадая, что расскажет Эстебан сегодня, другие помалкивали, но было видно, что и они полны ожидания чего-то радостного. Давида с Сильвией поразило новое для них зрелище. На сей раз – дружного, согласного настроя людей на одно и то же. Еще не забылось потрясение, какое они испытали накануне на службе, а теперь предвкушали новые, неизведанные прежде ощущения.

В таверне было просто не продохнуть, столько набилось народу. Однако все сумели без обид уместиться, как в набитом вагоне городского транспорта – куда ведь тоже непонятно как влезает на следующей остановке еще один человек, хотя это кажется невозможным. Расположились, на манер амфитеатра, несколькими рядами слева, где вдоль стены тянулась длинная лавка, а справа четыре сдвинутых стола образовали нечто вроде подмостков.

Почти все держали в руках кружки пива, передавая их по цепочке тем, кто сидел дальше. Ни одного незанятого стула, ни одного свободного места, где можно прислониться к стене. А с другой стороны сдвинутых столов – Эстебан с бутылкой пива в руке.

Вдруг все разом замолчали. Давид много раз слышал эту внезапную тишину зрительного зала перед началом фильма или спектакля: свет уже погас, но занавес еще не поднят. В первом ряду он заметил Анхелу с Томасом – сегодня ему не пришлось пролезать под стульями. Эстебан начал говорить:

– Спасибо вам, друзья мои, что пришли послушать мои морские истории. Вы все знаете, что пятнадцать лет я служил на корабле…

Мы уже месяц огибали индонезийский архипелаг. Выгрузили в Замбоанге, на филиппинском острове Минданао, текстиль, а там взяли всякой всячины, не вспомню даже чего. Маршрут наш пролегал по Молуккскому морю с заходом на Сулавеси, Калимантан, а потом, через Малаккский пролив, на Суматру. Три дня мы ползли вдоль ее побережья и наконец бросили якорь в порту Паданга, города у подножия огромной горной цепи в ста километрах к югу от вулканической горы Таланг. Высокие горы, ничего не скажешь, почти в два километра высотой. Из порта было хорошо видно, как круто тянутся вверх их каменные отвесные стены. Впечатляло. Словно сам Бог внушал нам мысль оставаться на уровне моря. Так мы и сделали.

Вечером, когда с помощью блоков грузили в трюм деревянные ящики, капитан спустился на корму под руку с потрясающей красоты молодой индонезийкой и объявил, что до конца дня все свободны и завтра тоже, пока не прибудет основной груз. Все мы, матросы, последовали примеру капитана: быстренько вымывшись и переодевшись в приличную рубаху, кинулись на берег в поисках красотки островитянки и какой-нибудь жидкости, не похожей на надоевшую до смерти соленую воду.

Я вам скажу, какая примета того, что корабль причалил к берегу, самая верная: запах дезодорантов и одеколонов из матросского кубрика. Вот уж чего никогда не бывает в открытом море.

Алахан был моим соседом по кубрику. Родом из Дании, а по-испански говорил, потому что когда-то любил девушку-испанку. Мы с ним быстро сошлись – из-за его старой любви и из-за того, что я высоко оценил его словарный запас. Клянусь, этот парень по части непристойных острот заткнул бы за пояс любого моряка во всем Индийском океане. В тот вечер мы сговорились с ним и с Матео пойти в тот бар, который нам еще в Сиболге рекомендовал один индонезийский матрос.