Хроники вечной жизни. Проклятый дар - Алекс Кейн

Необычайно модным было подражание античному обществу: горожане старательно воспроизводили в быту жизнь древнеримских патрициев. Каждый миланец, казалось, был нацелен на творчество – многие писали, лепили, ваяли, рисовали, те же, у кого не хватало на это времени или таланта, заказывали свои портреты, статуи, оплачивали их и всячески поддерживали людей искусства. Все состоятельные горожане увлекались коллекционированием: гобелены, картины, монеты, геммы, книги, печати, скульптуры – все это собиралось и выставлялось в богатых домах на обозрение гостей. Огромной популярностью пользовались мастера творческих профессий. Рене понимал, что в духовном плане итальянцы, безусловно, намного опережают его соотечественников.

* * *

Наконец летом следующего года победоносная армия вернулась домой. Парижане встречали воинов как героев. С трудом прорвавшись сквозь толпу восхищенных горожан, Рене поспешил на улицу Сен-Поль. Верная Женевьева, прослышав о возвращении королевского войска, ждала его у входа в дом. Она смотрела, как приближается повзрослевший, возмужавший Рене, и ей хотелось кричать от радости.

Следующие дни изголодавшиеся друг по другу супруги не расставались ни на минуту. Почти все время они проводили в спальне, словно стараясь наверстать упущенное за год разлуки. Их занятия не остались безрезультатны: спустя несколько недель Женевьева вновь сообщила мужу, что беременна.

В этот раз окрыленный Рене решил подстраховаться. В госпитале Сен-Мишель он нанял акушерку, которая раз в неделю приходила к Женевьеве и проверяла ее состояние. Хотя сам он вынужден был вернуться в казармы, служанке Моник было строго-настрого наказано внимательно присматривать за хозяйкой и в случае малейшей опасности немедленно посылать за ним. Обе, и акушерка, и Моник, дивились этим предосторожностям – беременность ведь дело обычное, – но неукоснительно выполняли приказание. Между собой они, бывало, посмеивались, мол, непонятно, кто должен родиться – ребенок перчаточника или наследник королевского престола.

Однако предосторожности оказались излишними: Женевьева прекрасно перенесла беременность и весной 1517 года родила очаровательного малыша, которого супруги Легран окрестили Франсуа-Клодом-Жаком. В помощь Женевьеве взяли няньку, Полину Тома: Рене не желал, чтобы его обожаемая женушка переутомлялась.

* * *

Через год после возвращения из Миланского похода Рене получил под свое командование один из отрядов ордонансной роты и право обучать новобранцев в военной школе. Новая должность не сильно улучшила его материальное положение, и без того неплохое благодаря процветающему ремеслу, зато добавила Рене уверенности в себе. Он командовал отрядом с большим удовольствием, придумывая все новые виды тренировок и бесконечно улучшая технику владения копьем.

Что же до перчаточного дела, то им по-прежнему занималась Женевьева. Правда, с рождением Франсуа времени на это у нее было маловато, поэтому всю неделю в мастерской и в лавке ей помогали подмастерья, а с Франсуа – Полина. На выходные же, когда из казармы приходил Рене, она полностью уступала заботу о сыне няньке. Каждую субботу Женевьева с нетерпением ждала мужа, уже с полудня поглядывая в окно. Так проходили неделя за неделей, месяц за месяцем. Малышу исполнился год, он уже сам вставал на ножки и потихоньку пробовал ходить.

– Похоже, милый, Господь дарует нам еще одного ребеночка.

– Женевьева!

– Знаешь, я бы хотела, чтоб это была девочка.

– Что ж, я не против. Назовем ее…

– Да, – улыбнулась Женевьева. – Ты помнишь?

– Конечно, милая. Франсуа, Катрин и Клотильда. Я верю, так и будет.

Снова, как и два года назад, потянулись месяцы радостного, нетерпеливого ожидания. Снова раз в неделю приходила акушерка из госпиталя Сен-Мишель и снова после каждого осмотра с поклоном сообщала, что все идет хорошо.

В положенное время Женевьева родила здоровую, крепенькую девочку. Малышка Катрин была тихой, много спала, хорошо кушала и радостно улыбалась при виде родителей и няньки. В пять месяцев она уже умела крепко хвататься ручонкой за протянутый ей палец и так потешно морщила личико, что Рене и Женевьева покатывались со смеху.

Франсуа тоже полюбил сестренку. Он подолгу топтался возле ее люльки, ожидая, когда сестра проснется и начнет при виде него радостно агукать.

* * *

В одну из суббот Рене шел привычным маршрутом домой, радостно улыбаясь в предвкушении встречи с Женевьевой и детьми. Он думал о будущем сына и дочери, прикидывая, как бы получить для них дворянское звание. Из задумчивости Рене вывел громкий цокот копыт и встревоженные крики прохожих. Он обернулся и увидел, что прямо на него, трясясь и грохоча, на огромной скорости летит карета. Лошадь понесла, кучер тщетно натягивал поводья, пытаясь ее обуздать. Испуганные прохожие жались по сторонам улицы. Было понятно, что карета вот-вот разобьется, и это грозит ее пассажирам неминуемой гибелью. В голове Рене снова зазвучали слова отца: «Сынок, ты обязан помочь тому, кто в этом нуждается». Не раздумывая, он бросился к лошади и ухватился за вожжи. Обезумевшее животное рванулось дальше, Рене, двигаясь вместе с ним, перехватил лошадь под уздцы и, напрягая все силы, повернул ее голову в сторону. Та сбилась с курса, захрипела и остановилась.

Рене перевел дух, его трясло как в лихорадке. Он смотрел на лошадь, карету и не мог понять, как он решился на такое. Кучер сидел на козлах, истово крестясь.

Немного отдышавшись, Рене приоткрыл дверцу кареты, на которой красовался яркий герб. В полутьме он увидел молодую даму, сидящую в дальнем уголке. Видимо, она лишилась чувств от испуга, голова ее склонилась на грудь, глаза были закрыты. Рене шагнул внутрь, пытаясь получше ее разглядеть. Это явно была знатная дама, к тому же настоящая красавица. Тонкая и стройная, личико точеное, на щеках легкий румянец, губы приоткрыты. Золотистые кудряшки мягким облаком обрамляли ее лицо. Растерявшись, Рене склонился над ней. Уж не умерла ли она?

В этот момент юная красавица открыла глаза и, легким движением прижавшись к нему, прикоснулась губами к его губам. Последовал долгий, волнующий поцелуй. Рене не мог прийти в себя от изумления, а дама, отстранившись, прошептала:

– Такой храбрец заслуживает щедрой награды!

Она высунулась из окна и крикнула кучеру:

– В «Белый петух»!

Рене не успел опомниться, как они уже ехали по улице, сидя напротив друг друга. Незнакомка внимательно оглядела его и, судя по всему, осталась довольна увиденным. Сам же он не мог отвести глаз от прелестных губок, только что подаривших ему столь неожиданный поцелуй. Она засмеялась и спросила нежным голоском:

– Как зовут вас, мой прекрасный спаситель?

– Рене Легран, сударыня.

– А я Мадлен… Мадлен Ксавье, – улыбнулась она. – Ну же, не молчите, расскажите что-нибудь.

Юноша замешкался. Красавица снова рассмеялась и прошептала:

– Что ж, прекрасный мой господин Легран, если вы предпочитаете молчать – будь по-вашему. Но помните, вы мой пленник, не вздумайте сопротивляться.