Че Гевара. Книга 2. Невесты Чиморте - Карина Шаинян

— Где я? — спросила Юлька на английском. Монахиня снова улыбнулась, покачала головой. Юлька повторила вопрос на французском — бесполезно. К ее губам поднесли стакан, и Юлька, оставив расспросы, жадно припала к прохладной, чуть горьковатой жидкости — то ли слабый отвар каких-то трав, то ли разведенное лекарство… Она допила, обливаясь, и монахиня промокнула ее лицо платком.

Юлька снова попыталась заговорить, но монахиня мягко надавила рукой на плечо. Девушка покорно легла. «Надо было учить испанский», — пробормотала она по-русски, глядя в потолок. Снова скрипнула дверь, и Юлька опять оказалась одна. Ей оставалось только ждать.

В чертах матери-настоятельницы не было ничего индейского. Даже такому плохому антропологу, как Юлька, казалось очевидным, что родина этой пожилой женщины — где-то на другой стороне земного шара, на Ближнем Востоке или в Северной Африке. Несмотря на глубокие морщины и старческие пигментные пятна, лицо монахини было своеобразно красиво; из-за горба настоятельница запрокидывала голову, и казалось, что она всегда обращена к небу. А еще мать Мириам прекрасно говорила по-французски. Юлька даже рассмеялась от радости, услышав правильную, чуть шершавую от легкого акцента речь. И тут же ей пришлось пожалеть об этом — мать Мириам, естественно, хотела знать, как Юлька оказалась одна в глубине сельвы. Уж лучше бы им пришлось объясняться жестами! Застигнутая врасплох, Юлька отвела глаза и прикусила губу, судорожно соображая, о чем можно говорить монахине.

Похоже, мать Мириам заметила Юлькины метания. Не дожидаясь ответа, она слегка усмехнулась и начала рассказывать, что Юльку, потерявшую сознание на тропе из монастыря в ближайшую деревню, подобрала одна из монахинь. К счастью, сестра Таня когда-то обучалась на курсах медсестер; она смогла оказать Юльке первую помощь и доставить в монастырь. Что случилось? Инфекция, моя дорогая, скорбно улыбнулась мать Мириам и почему-то отвела глаза. Человек не приспособлен к жизни в сельве; тем более — белый человек. Пара комариных укусов, глоток воды — и лихорадка уже попала в кровь…

— Я знаю, — кивнула Юлька и нахмурилась. Что-то было не так. Что-то недоговаривала эта горбунья с длинными библейскими глазами. Юлька помнила, что чувствовала себя не очень хорошо; но чтобы вот так резко свалиться, потерять сознание, впасть в бред… Ни одна болезнь не может начаться так внезапно. А может, ее укусил какой-нибудь ядовитый гад? Нет, Юлька запомнила бы; да и настоятельница не стала б скрывать. И еще этот провал в памяти, в котором клубится багровый страх…

— Так что со мной? — спросила Юлька с деланой небрежностью.

— Ничего страшного, — ответила настоятельница и принялась с ненужной тщательностью раскладывать лекарства на столике. — Мы называем это болотной лихорадкой. Очень неприятно, но не намного страшнее гриппа. Неделя-другая — и будете как новенькая. Так как вас занесло в наши края — одну, без спутников, без снаряжения?

— Я заблудилась, — ответила Юлька. Она окончательно решила, что правду говорить не стоит, но и врать лишний раз тоже не собиралась. — Я пошла в поход… Понимаете, я приехала в Боливию одна и здесь на месте присоединилась к группе туристов — знаете, просто купила путевку в Санта-Крусе в одной туристической фирме. Нас было семь человек — немцы, французы… ну и гид, конечно. Я ни с кем особо не общалась, поэтому они, наверное, даже не заметили, как я отстала. Ну и вот… — Юлька развела руками, и мать Мириам кивнула, глядя ей в глаза. — А как я могу попасть в ближайший город? А то, знаете, у меня билет на самолет… Электронный, я его не распечатывала, — поспешно добавила Юлька, увидев, как губы настоятельницы раздвигает медленная кривоватая улыбка.

— Вам надо набраться сил, — проговорила мать Мириам. — Даже до ближайшего поселка добираться отсюда далеко и трудно.

— А вертолет…

— А у нас нет рации, — ответила настоятельница почти весело.

— И мобильник, конечно, не ловит? — без всякой надежды спросила Юлька.

— Ну что ты, деточка, конечно, нет, — качнула головой настоятельница.

Юлька закричала и проснулась. В келье было непроницаемо темно и невыносимо душно; горячий, влажный, какой-то мохнатый воздух с трудом проталкивался в легкие, и пахло, как в зоопарке. Юлька чуяла чье-то присутствие, и от этого было невыносимо страшно, невозможно пошевелиться.

Она не знала, сколько провела так, замерев в кровати и бессмысленно таращась во тьму. Наконец ужас слегка отступил; Юлька сунула руку под подушку и вытащила мобильник. Призрачный свет экрана скользнул по стенам. Келья была пуста; да и запах постепенно развеивался.

— Кошмар, — пробормотала Юлька. Ей снились термиты, поедающие спальник. Юлька, тихо подвывая от отвращения, все пыталась стряхнуть их с одеяла, но миллионы мерзких белесых насекомых продолжали копошиться вокруг нее — и вдруг замерли и отхлынули, как по сигналу. Тихие смешки донеслись из темноты, замелькали серые тени, — а потом все застыло, замерло в невыразимом ужасе, и тогда в ставшей вдруг горячей и влажной тьме раздались тяжелые шаги, и запахло животным, кровью, смертью.

Юлька нащупала зажигалку. Ее неверный огонек разогнал по углам дрожащие тени. Трясущейся рукой Юлька нашарила сигарету, которую стрельнула накануне у сестры Тани. Опять все тот же кошмар. То ли температура, то ли монастырская атмосфера действуют так угнетающе. Юльке не хотелось даже думать о том, что это прорываются сквозь психические защиты воспоминания о последних часах, проведенных в сельве. Что-то произошло с ней на поляне, заросшей тростником, на опушке джунглей, у дерева с гигантскими корнями, вывороченными из земли. Что-то невыносимо страшное случилось там. Юлька прикрыла глаза; в голове мелькнул образ всадника на пегом коне и исчез, стертый страхом.

Юлька не хотела признаваться себе, но в глубине души понимала, что влипла, пожалуй, в историю намного серьезнее, чем упрямое бодание с цэрэушниками. Пожалуй, она предпочла бы сейчас любые конфликты с живыми и рациональными людьми той черной неизвестности, которая поджидала ее в монастыре.

Надо было отдать Броненосца, подумала Юлька, проваливаясь в тяжкий, полуобморочный сон. Надо было отдать, и пусть бы они сами разбирались… с этим…

По мере того как спадала лихорадка, Юлька все чаще выбиралась из своей комнаты. Никто не мешал Юльке бродить по монастырю, заглядывать в любые помещения, гулять по стенам, любуясь на закатные болота. И как же ей было здесь странно! Больше всего Юльку пугала галерея ретаблос. Примитивные изображения звероподобного святого наводили на девушку панический ужас: стоило ей подольше посмотреть на это неуклюжее тело, маленькую злую голову с нимбом, и сердце начинало колотиться, как бешеное, лоб покрывался липким потом, и казалось, что в глубине души начинает клубиться плотная тьма, готовая вот-вот прорваться наружу. Юлька старалась проходить мимо, не поднимая глаз. Галерея опоясывала все здание, так что избежать столкновения со своим страхом Юльке не удавалось; она попыталась было найти сквозной путь, но столкнулась еще с одной странностью: сердцевина монастыря была недоступна. Одолевая слабость, Юлька несколько раз обошла его, чтобы убедиться: все помещения монастыря располагались по периметру, а центр окружала толстая стена. Если в ней и были какие-то двери, то Юлька их не нашла. Казалось, монастырь выстроен вокруг монолитной скалы… или другого здания, намного более древнего. Иногда Юлька видела его во сне: черная башня, подсвеченная дьявольским синим пламенем, и выходящий из нее святой Чиморте. Юлька пыталась бежать, но взгляд Зверя парализовывал ее, и монахини с пустыми лицами вели ее за руки на самую вершину, и Броненосец куском льда стучал по ребрам… Юлька просыпалась, давя хриплый вопль, и подолгу лежала без сна, гадая, насколько реален ее кошмар.