Школа выживания - Марина Ефиминюк

— Тебе сделали еще что-нибудь… плохое?

— Нет, но прежде чем Кай… — Я запнулась, с ужасом осознав, какую ошибку едва не совершила и быстро исправилась:

— Прежде чем все закончилось, мне нанесли темную руну.

— Почему ты мне не рассказала? Почему пережила это в одиночку?

— После того, как тебя вернули из Абриса, ты смог с кем-нибудь говорить о том, что твой дар осквернили?

— Нет, — через паузу признался он.

— Ты получил ответ.

Мы надолго замолчали. Я осторожно освободила руку. Нас разделял жалкий полушаг, но отчего-то близость подтянутого мужского тела вызывала нечеловеческую неловкость. Пространство вокруг нас густело, воздух становился горячим. Напряжено глядя на меня сквозь темноту, он медленно склонял голову. Капризный рот приближался к моим губам.

В прошлом тысячи раз в голове я прокручивала сладостный момент нашего первого поцелуя, а теперь сжималась внутри от ощущения абсолютной неправильности происходящего…

— Тебе лучше уйти, Тин.

Он застыл так близко от моего лица, что я ощущала на щеке теплое дыхание. Не споря и не настаивая, отстранился.

— Хорошо.

За его спиной тихо закрылась дверь. На деревянном крыльце прошелестели шаги. Я стояла в темноте, сжимала кулаки и старалась успокоить бурлившие внутри чувства. Но уродливость ситуации злила.

Внезапно в доме вспыхнули световые шары, и кухню залил непривычный желтоватый свет, заставивший светильники испуганно затрещать. Схватив со стола голубой квиток, я выскочила на крыльцо. Светлый прямоугольник, падавший из открытой двери, прорезал густую темноту.

Тин практически дошел до калитки.

— Постой!

Он непонимающе оглянулся. Сбежав по ступенькам, я стремительно приблизилась к нему и выпалила, точно со стороны услышав в своем голосе возмущение:

— Больше не смей этого делать! Не смей превращать меня в плохого человека!

— О чем ты, Лерой?

Тин прекрасно понимал, что я имела в виду его попытку меня поцеловать, но все равно продолжал ломать комедию. Молодец, очень по-взрослому.

— Может быть, ты на минуту забыл, что обручен с красивой, умной девушкой? — резко выпалила я, дрожа от ярости.

— Кларисса вернулась на учебу…

— Ты надо мной издеваешься?! Не понимаешь, о чем я говорю? — От возмущения я даже задохнулась. — Как ты посмел приравнять меня к своим девкам, с которыми изменяешь невесте? Тин, это грязно!

— Не могу поверить, Лерой, что ты использовала такое отвратительное слово!

— Ты же сейчас не пытаешься со мной спорить? — процедила я сквозь зубы. — Если ты продолжишь в том же духе, то мы больше не сможет оставаться друзьями. Хорошо?

Некоторое время он пытливо рассматривал меня. На лице ходили желваки. Тин терпеть не мог говорить о своих ошибках вслух, тем паче искренне извиняться. Он никогда не чувствовал за собой вины, даже когда оказался по-настоящему виноват.

— И еще. — Я протянула квиток. — Не заставляй меня ездить в монетный двор каждый день, чтобы пересылать тебе деньги. Ты удивишься, но адептки на четвертом курсе очень занятые люди.

Через долгую, мучительную паузу он сдался.

— Хорошо, Лерой. — Он забрал чек. — Надеюсь, теперь ты не будешь на меня злиться.

— Не уверена, поэтому сделай милость, избавь меня от своей компании на пару седмиц, — холодно отозвалась я, но все равно по старой привычке тайком выглянула из сада, чтобы проследить, как он уходит по переулку к дорогой карете, обычно вызывавшей у местных старушек-сплетниц взрыв возмущения. Благо калитка больше не скрипела, и Тин не мог догадаться о тайной слежке. Когда я нырнула обратно в темноту нашего запущенного двора, то увидела спускавшегося по лестнице со второго этажа высокого мужчину.

Интересно, как много он слышал и видел?

Стараясь подавить неловкость, я решила изобразить фальшивое радушие:

— Здравствуйте! Добро пожаловать…

В первое мгновение, когда он вышел на свет, меня подло покинул дар речи. Несколько раз, точно выброшенная на берег рыба, я беззвучно открыла и закрыла рот, пытаясь выдавить что-нибудь остроумное или, по крайней мере, умное, но только полной грудью глотнула воздуха. Приличных слов в метавшихся мыслях найти не удавалось, ведь таинственным соседом, поселившимся в старой мансарде, был Кайден. Вернее, новый лектор в университете, Оливер Вудс.

— Да ты, должно быть, шутишь, — процедила я себе под нос.

Каждую ночь во сне ко мне приходил Кайден, а теперь наяву в реальную жизнь ворвалась его точная копия. Наверное, в прошлой жизни мне удалось так сильно нагрешить, раз теперь приходилось расплачиваться душевным спокойствием.

Сосед сунул руки в карманы, склонил голову и посмотрел на меня из-под бровей. Рукава домашнего джемпера были собраны до локтя и открывали сильные предплечья с выступающими венами. Кожа чистая, ни одной татуировки, на внешней стороне кисти поблескивал символ обручения, воспылавший в темноте. Мужчина точно специально демонстрировал, что вырос здесь, в Тевете.

— Я заново пробудил руну освещения, — произнес новый жилец.

— Вы же не надеетесь, что в благодарность я брошусь стряпать приветственный пирог?

Он мог бы, ради приличия, тоже изобразить удивление нежданной встречей, но мы оба знали, что дом принадлежал университету, так что о соседях ему, наверняка, рассказали еще до переезда.

Чувствуя внимательный взгляд, буравивший мне затылок, я поднялась на крыльцо, но, прежде чем спрятаться в доме, не справилась с соблазном и обернулась. Новый сосед стоял внизу. Свет падал на его знакомое и одновременно чужое лицо, замкнутое и как будто даже сердитое.

— Кстати, господин преподаватель. — Наши глаза встретились. — На всякий случай, вдруг пригодится в следующий раз… В Тевете весь свет всегда белый.

Я с чувством захлопнула дверь.

Занятия по традициям Абриса проходили совместно с первым курсом факультета изящных искусств и, привыкшая к мужской компании в ученических аудиториях, я впервые встретила в одном лекционном амфитеатре столько экзальтированных девиц. Вчерашние лицеистки и благородные барышни, вырвавшиеся из оков домашнего обучения, оккупировали первые ряды и, толкаясь локтями, с придыханием слушали привлекательного преподавателя с ледяными серыми глазами.

Он снова проигнорировал преподавательскую мантию, что, на мой взгляд, являлось сознательным преступлением, учитывая, как сильно шел ему узкий пиджак и как ладно брюки облегали длинные ноги. В азарте лекции подлец еще и разоблачился. Остался в костюмном жилете и белой рубашке, а когда закатал рукава до локтя, продемонстрировав сильные красивые руки, девицы не только перестали глупо хихикать, но, кажется, даже дышать. И в аудитории воцарилась столь дивная тишина, словно любой шорох от слушательниц мог заставить его одеться обратно.