Рабы свободы - Сергей Вольнов

Чтобы снизить вероятность возможного культуршока. Миры ведь разные… иногда разница превышает возможности воображения и поражает. Почти мгновенный переход не оставляет возможности для подготовки к встрече с иным миром. Не то что раньше, когда путешествие от мира к миру отнимало иногда месяцы, а то и годы жизни, и было время подготовиться…

«Но для меня они все… близнецы. Их роднит то, что ни в одном из них я не встречу другую такую же… Такую же, но… которая, быть может, не отвернёт от идущего рядом по тротуару нищего коммивояжера взгляд, чтобы подарить его первому встречному повесе, проплывающему мимо в лимузине и соизволившему обратить внимание на…»

Он тяжко вздохнул и в тысячу первый раз попытался выбросить ЕЁ из головы. Безуспешно.

Последний раз, выяснилось спустя минуту. Тысячу второго раза не случилось. Зеленоглазая боль прошла мгновенно и безвозвратно.

В залитом ярким светом круглом зале, предназначенном специально для подобных ситуаций, у самого створа тоннеля, ведущего отсюда ко входам мультипорта, стояла… ОНА. В первую минуту, войдя в помещение, он почти не обратил на неё внимания – мысли занимала другая. Среди прочих скользнув по незнакомке беглым взглядом, он лишь рассеянно отметил пышную гриву соломенных волос.

Осматриваясь, он искал свободное место, намереваясь «бросить на него усталые кости». По людям, наполнившим зал, можно было изучать влияние Секты на стиль одежд. Длинные, по локоть, перчатки, наглухо закрытые платья или комбинезоны, плотные колготки и высокие ботинки… Открытыми оставались только лица, которые ещё защищались былыми приличиями. Хотя вуали клубились у лиц некоторых женщин. Идёт к тому, что скоро модными будут чадры и паранджи… Пару поколений назад люди при встречах жали друг другу обнажённые руки и даже целовали друг друга в лица. В наши дни за попытку прямого контакта без согласия визави в некоторых мирах можно получить в рамках закона смертную казнь. Таких планет пока мало – во многих мирах ещё гром не грянул. Однако Нью-Сайбериа к числу беспечных не относится – здесь отлично ведают о грозящей опасности. Хотя таких строгостей, как в пределах Метафедерации, он здесь не наблюдал…

Он искал незанятое посадочное место. Такового не нашлось – добрая полусотня пассажиров занимала все отдельные кресла и ещё несколько человек вынужденно подпирали стены, держась друг от друга подальше… Он заметил другое место. Велел роботу свалить вещи на пол левее створа, сам же отправился к дверям, помеченным стилизованными женским и мужским силуэтами. «Девочки налево, мальчики направо», надо понимать.

И правда. Оно самое, настоятельно необходимое. В крохотном предбаннике он свернул в правую дверь и попал в мужской отсек. Общественные санузлы за минувший год для него перестали быть экстремальной экзотикой, и он спокойно посетил тесную кабинку. Когда мыл руки, не удержался от брезгливой гримасы – в раковине валялся использованный презерватив. Гомосекам и Секта до одного места – сливаются где ни попадя. Кривой ухмылкой отметив рождение мрачного каламбура, он вытер руки куском «бумажного» рулона, сочувственно помахал своей помятой физиономии, отражённой бесстрастным зеркалом, отодвинул дверную панель и шагнул обратно в предбанник…

Одновременно с ним из противоположной двери в предбанник шагнула… обладательница соломенной гривы.

Замерла в проёме от неожиданности, вскинув на него взгляд…

Глазищи у неё оказались синими, как вода новоатласского Синеморья, и такими же бездонными.

ИСКРА взорвалась и потоками света расплескалась по нечистым стенам комнатки, разделившей мужскую и женскую половины «МЖ».

Остолбенев, он смотрел на неё и, словно курильщик тнэ-ка, пьянел от самого факта смотрения. Она была… Похоже, он не смог бы сказать, высокая она или не очень, красавица или просто хорошенькая. Вовсе не это волновало его в волшебный миг откровения.

Глаза зачаровывали, лишали рассудка, сводили с ума. Чем дольше он на неё смотрел, тем больше превращался в ничто. Растворялся, тонул в синей бездне. Пожелай она, и он с радостью стал бы её послушным слугой. Но она просто стояла в проёме двери и смотрела, смотрела, смотрела на него.

А он таял, таял, как мороженое в микроволновке, млел, как желторотый юнец, впервые увидевший голую девочку.

Он просто обязан был с ней заговорить, познакомиться, попытаться отправиться в тот же пункт назначения. Но он молчал. Он не мог открыть рот, будто и вправду вернулся в подростковый возраст со всеми присущими пубертатам комплексами.

Он, опытнейший соблазнитель, мысленно лихорадочно перебирал варианты возможной ПЕРВОЙ фразы, искал в памяти любой предлог, годный для завязывания знакомства с девушкой… Но адекватная шуточка, фраза, многократно апробированная заготовка никак не хотела всплывать из глубин подсознания.

Он превратился в школьника, стесняющегося заговорить со своей первой любовью, и это привело его в исступление; желание кричать клокотало в горящей груди, но он ничего не мог поделать с одеревеневшими языком и гортанью.

Он мог говорить с ней только глазами. И глаза его НЕ МОЛЧАЛИ, О НЕТ! Потому что лишь взглядом он мог говорить о самом сокровенном, о том, что словами не выскажешь, а если и – то любые слова покажутся невыносимо пошлыми… И ЕЁ глаза отвечали, О ДА!

К тому моменту, когда она вздрогнула, вышла из ступора и глаза её внезапно погасли, будто внутри оборвалась подача света, он так и не сумел выдавить ни единого слова.

Только тяжело, с присвистом, раздувая ноздри, дышал. Нос, в отличие от рта, молчать не мог.

Она опустила голову и шагнула к выходу в зал, а он судорожно вскинул руку, желая удержать её, схватить за плечо, но… рука повисла в воздухе. Он не смог заставить себя притронуться к ней, и застыл с протянутой ладонью, как нищий на церковной паперти.

ОНИ

Рай – здесь. Желающим вообразить, КАКОЙ он, достаточно представить себе мир, где всегда весна. Не лето с его жарой, не осень с декадентским увяданием природы и мыслью, что вот ещё немного, ещё чуть-чуть, и зима холодом придавит. Весна, настоящая непреходящая весна, во веки веков весна. Восемнадцать тире двадцать пять по шкале Цельсия, буйство красок, свежесть воздуха, едва ли не нарочитая роскошь пейзажей.

В отличие от планет, которым не посчастливилось, чьи неумолимые судьбы обрекли их быть промышленными, финансовыми, политическими и прочими центрами, Торхов свободен от заноз небоскрёбов, опухолей многоуровневых мегаполисов и прочих приобретений цивилизации, направленных исключительно на то, чтобы заключить наибольшее возможное количество человеческих организмов в кубическую единицу объёма. Мир Весны не заражён дерматитом многоярусных путепроводов, не покрыт язвами куполов, вокруг него не клубится перхоть орбитальных коммуникаций.

Он не носит железо-бетонно-пластиковый корсет, основной модный наряд экономически самодостаточных миров первой категории.