У стен недвижного Китая - Дмитрий Янчевецкий

Задрожал воздух. Резкий звук резнул слух и мгновенным эхом отдался в поле. Это была первая граната – первая угроза русских ихэтуанцам.

Двигавшиеся огни остановились и точно ждали, что будет дальше.

Вторая и третья гранаты прошумели в воздухе.

Почуя опасность, боксеры еще яростнее принялись за свое дело.

Темное поле, мерцавшее красными огнями, озарилось пожарами. Красные фонари окружили сверкающим кольцом деревню. Горе деревне! Вспыхнули соломенные крыши, быстро загорелись решетчатые двери и окошки, оклеенные промасленной бумагой. Ветер разогнал огонь, и вся деревня на наших глазах горела, как стог сена. До нас доносились раздирающие крики избиваемых, сливавшиеся в один неистовый гул с диким победным ревом ихэтуанцев.

Подпоручик Михайловский и его артиллеристы прицелились – и граната попала в самый круг собравшихся фонарей. Действие ее было ужасно. С криками и визгами посыпались и попадали фонари в разные стороны.

Еще одна граната в то же место. Смятение охватило боксеров. Пронзенные осколками гранаты, боксеры падали замертво – и ни молитвы, ни талисманы не спасали.

Движение красных фонарей вправо, в обход вокзала, приостановилось, и затем быстро огни направились назад в китайский город. Так как боксерам не удалось захватить русских со стороны поля, то они решили напасть на нас сзади.

Между вокзалом, железной дорогой и рекою Пэйхо находились склады, мастерские и запутанные переулки, в которых жили китайцы.

Не прошло получаса, как позади нас загорелись крыши домов и послышались крики.

На других крышах – точно бесы карабкались черные тени боксеров с фонарями и факелами.

Чтобы не быть отрезанным огнем и боксерами от реки, полковник Анисимов приказал повернуть орудия кругом, и выстрелами шрапнели Михайловский скоро счистил боксеров с крыш, а подпоручик Путц был послан со взводом стрелков выбить боксеров из ближайших закоулков. Выстрелы стрелков смешались с криками раненых боксеров.

Чтобы увидать, что делается позади вокзала, я побежал по улице, ведущей к реке. В первом же темном переулке, возле самого вокзала я увидел боксеров-поджигателей, которые разбрасывали кучи курильных палочек и факелами из промасленной свернутой бумаги зажигали хрупкие строения бедных китайцев-христиан. Они были так заняты своим делом, что не заметили иностранца подле них.

Перепуганный, я побежал к мосту и дал знать караулу стрелков, что боксеры возле них в соседнем переулке.

Стрелки, наскучившие стоять караулом у моста и только издали слышать выстрелы и крики, обрадовались и вместе с офицером пошли выбивать боксеров. Вся 8-я рота капитана Шпехта была двинута в переулки, чтобы очистить их от боксеров. Мирные китайцы, дрожавшие всю ночь и выскакивавшие из своих загоревшихся домов, попадали под наши выстрелы. Отличить правого от виноватого не было никакой возможности, так как боксеры стали сбрасывать свои красные повязки и кушаки.

Пламя бушевало позади вокзала. Уголья и искры сыпались на платформу и обжигали стрелков и артиллеристов. Орудиям и снарядам опасно было оставаться на платформе, и Анисимов приказал артиллерийскому взводу немедленно вернуться на бивак. Лошади вскачь провезли орудия по пылавшей и дымившей улице.

Но боксеры не отчаивались. Огни в поле снова заволновались, и снова вспыхнуло несколько пожаров. Тогда Анисимов послал сотников Григорьева и Семенова с казаками, чтобы они узнали, что делают боксеры в поле. Казаки вернулись через полчаса и донесли, что боксеры жгут железную дорогу по направлению к Пекину.

1-я рота, стоявшая на вокзале по ту сторону полотна, открыла огонь залпами. После каждого залпа мы слышали пронзительные вопли и на наших глазах фонари падали, разбегались и потухали. Крича: «Ихэцюань! Хун дэн чжао!» и размахивая мечами и копьями, боксеры все-таки шли на вокзал.

Один из их предводителей, Шифу, высокий, угрюмый старик, повел толпу ихэтуанцев прямо на нашу роту. Впереди мальчики несли знамя, на котором было написано три иероглифа: «И хэ туань».

Луна осветила безумных смельчаков, их мечи и знамя.

– Гляди-ка! Гляди-ка! Какие окаянные! Под самым носом забрались черти! – заговорили стрелки.

Залп. Знамя упало, поднялось. Снова упало. Взвод стрелков был послан забрать знамя.

В 100 шагах от роты на траве стрелки нашли убитого старика Шифу и двух мальчиков. Один из них был мертв, а другой еще дышал. Его прикололи. Остальные ихэтуанцы разбежались и скрылись, утащив раненых и убитых. Валялись мечи, красные платки и древко от знамени, которое было сорвано и унесено. Так отдал свою жизнь за родину старый Шифу.

Ихэтуанцы не выдержали и отступили. В поле редели, расходились и потухали огни. На востоке редело темное небо. Пожарища догорали. Ha светлеющем горизонте, точно обуглившаяся головня, чернел обезглавленный собор.

В 1 час ночи выстрелы прекратились. Наши стрелки передохнули, но ненадолго.

Во время затишья офицеры Воздвиженский, Карпов, Макаров и я стали искать воды, чтобы напиться. Ночь была знойная, и жажда мучила. На французской концессии, за воротами китайского дома, во дворе мы услышали шум и разговор. Мы постучались.

– Кто там? – спрашивает за воротами испуганный голос сперва по-китайски, потом по-английски.

– Русские офицеры.

– Что вам нужно?

– Дайте воды напиться.

– Пожалуйста, входите!

Ворота скрипя отворились. Мы вошли в маленький красивый двор, освещенный висячими фонарями и уставленный цветами. Почтенный китаец, в летах, окруженный прислугой, вышел нас встретить со словами на чистом английском языке:

– Я очень рад вас видеть. Прошу вас садиться.

Мы сели вокруг столика на дворе и извинились за позднее посещение.

– Напротив, – говорил он несколько встревоженным голосом, – я очень рад, что вы пришли. Я начальник здешнего китайского телеграфа. Что вы желаете пить: содовую воду или легкое китайское вино?

Мы попросили чистой воды. Когда ее подали, кто-то из наших заметил вполголоса:

– А можно ли пить эту воду? не подсыпали ли китайцы чего-нибудь? Теперь всего можно ожидать.

Понял ли китайский чиновник наш разговор, но он сперва сам выпил воды и вина и предложил нам. Он снова заговорил:

– Несчастье случилось с нами. Теперь мы не знаем, кому служить. Боксеры захватили в свои руки власть, разоряют страну и карают всех, кто имел какое-либо дело с иностранцами. В Тяньцзине и Пекине наши правительственные войска стали на сторону боксеров. Так как я служу вместе с иностранцами на телеграфе, то я очень боюсь за себя и за свою семью. Мы надеемся только на ваших солдат, так как лишь они могут уничтожить боксеров, внести порядок и охранять китайских чиновников, имеющих сношения с иностранцами. Но зато на моем доме есть уже пометка, сделанная окровавленной рукой. Я завтра же отошлю мою семью в Шанхай. Теперь у нас такие же смуты в стране, какие были при восстании Тайпинов. Я прошу почтенных офицеров дать мне несколько русских солдат для охраны телеграфной конторы и моего дома.