Чуров и Чурбанов - Ксения Букша

– Ага, приняли решение, – оживился он. – Замечательно, я очень рад.

Они ещё немножко поговорили вместе, втроём, и потом Синицына и Чурбанов вышли наружу, а снаружи солнце зашло за лёгкую жаркую хмарь, но жара не ослабла, а, наоборот, сгустилась. Пыльные окна отражали белёсое небо.

Телефон снова зазвонил. Чурбанов сбросил. Отвечать не хотелось.

– Мы можем… – сказала Синицына. Телефон зазвонил снова.

– Хоть выключай, – сказал Чурбанов и посмотрел на номер. – Хм? – номер был незнакомый. – Алё?

– Здравствуйте, – послышался в трубке голос из совсем иного мира – медленный, вежливый, немолодой. – Вы меня простите, что я к вам обращаюсь, но вот я тут узнала, что… как это называется, – всё извинялся голос, – вы уж не обессудьте, я не очень сильна в терминологии, но мне сказали, что есть такая технология, при которой два человека, у которых сердце бьётся одновременно, в одинаковом ритме… – и что можно, так сказать, подобрать этот ритм и подсоединить к нему третьего человека, правильно?..

– Я вас внимательно слушаю, – сказал Чурбанов, глядя на Синицыну.

– Просто когда говорят, что надежды нет, то уже и за соломинку хватаешься, – голос в трубке рассмеялся. – Говорят, что вы как раз и есть такой человек, у которого есть… ну, такой другой человек… и что вы могли бы, если вдвоём… Я не для себя прошу, понимаете. Просто болеет моя… У меня есть…

– Послушайте, я не врач, – прервал Чурбанов поспешно, не желая слушать, кто у неё есть. – Я же – ну, это – не врач, я в этом вообще ничего не понимаю. Вы к врачу обратитесь.

– Врачи, да что врачи-то, – она всё посмеивалась, – врачи-то сразу сказали, что ничего не выйдет, понимаете, если бы я для себя просила… Ну ладно… Я так, в общем-то, и думала, на всякий случай позвонила… я так и думала, спасибо. До свидания. Всего вам наилучшего.

Отбой. Чурбанов убрал мобильник.

– А? – спросила Синицына. – Тебя прямо перекосило. С кем-нибудь перепутали, что ли?

– Да не то чтобы перепутали, – сказал Чурбанов. – Нет, вот как раз и не перепутали… У тебя такого не бывало – когда вот у тебя есть какой-нибудь, например, талант и способность, а ты не хочешь этим заниматься, у тебя своя жизнь, а тебе намекают, что – типа, ну, надо? И даже не то что намекают, а подводят к этому? Ну, мол, не зарывай в землю, и всё такое.

– О да! – с жаром закивала Синицына. – У меня с математикой было так. Всё, понимаешь, детство доставали со своими задачками, а я их решала, только чтобы отстали! Но когда уже потребовали, чтобы я в Политех поступала, вот тут-то я и сказала: нет, нет и нет. С лёгким сердцем.

– А они?

– Ну, поахали, посуетились и отстали в конце концов. Это моя жизнь! Моя единственная жизнь! – проговорила Синицына с пафосом и вдруг прыснула. – От интегралов у меня в голове мало что осталось. Разве что как мы рисовали на листе бумаги в клетку большое сердце, а потом заполняли его кирпичиками. Потом клеточки, которые остаются, можно было пересчитать, и это число… А вот что значило это число…

Чурбанов покрутил головой. Слепое пятно растворялось. Сквозь него виднелись контуры зеленоватых этажей, ржавая башенка с флюгером, пыльные окна, улица, пакет из-под чипсов рядом с переполненной урной; и неоновая надпись «Деньги сейчас», и очередь иностранных рабочих рядом с юридической конторой, и огромные кожаные листья тополей на весу, и белёсое небо, затянутое жаркой пеленой, и Синицына, её чёрно-золотые волосы, продолговатые, тёмные, полупрозрачные глаза, сиреневые ресницы, нежные мочки. Ничего не случится, уверился Чурбанов.

– Круто, – сказал он. – Ну чё, поехали веселиться?

Байя очень любила строительный гипермаркет Максидом.

Не именно шопинг, трату денег, кучу народу, погрузчиков и распиловку. Нет. Байя любила ощущение новой жизни, которое возникало у неё в Максидоме. Когда она там оказывалась (а Байя стремилась оказаться там почаще), она очень ясно чувствовала, что наконец-то живёт как хочет, что жизнь эта – новая, прекрасная, что в ней не происходит ничего плохого. Ощущение это как возникло при первом походе в Максидом, так с годами и не проходило. Байе необязательно было даже делать покупки, хватало пройти между рядами, посмотреть на вещи, на людей, которые выбирают и покупают, вдохнуть запах свежего дерева, полюбоваться светильниками.

Байя очень любила Максидом, а Чуров любил его не очень. Эдакая здоровенная коробка посреди поля, а внутри громадное пространство, набитое товарами для ремонта, мебелью, метизами, досками, полотенцами, лампами, древесно-стружечными панелями, чашечками, жвачками, шампунем, столиками и прочей дребеденью. А ещё там постоянно ездили между рядами не только люди с тележками, но и залихватские погрузчики на дикой скорости, только успевай поворачиваться. Но что же, и Чуров полюбил Максидом как мог, регулярно наведывался туда и покупал всякое нужное то для подновления дачи, а то для построек в новой комнате, они ведь прикупили ещё одну комнату вдобавок к той, в которой Чуров провёл всю свою жизнь почти с рождения, в коммуналке на седьмом, последнем этаже большого и старого питерского дома в округе Коломна, с облезлым фасадом клюквенного цвета, сырыми подъездами, где даже летом прохладно, и улитками водосточных труб. Выше семи этажей в этом районе ничего не было, поэтому таким громадным и сумрачным казался этот дом со ржавыми башенками наверху и магазином «Чай-кофе» внизу, в котором Байя работала продавщицей после того, как сдала ОГЭ и ЕГЭ.

Сама же комната Чурова была маленькая. На полках стояли фотки из старых чуровских времён: маленький толстый Чуров улыбался над тарелкой, как будто его снимали для рекламы каши. В том же углу помещалась и вязальная машинка мамы Чурова, и стопка журналов, и ещё много всего. В общем, тесновато, так что Чуров и Байя в конце концов купили ещё и ту маленькую комнатушку, похожую на комнату ниже этажом, где жила раньше сестра Байи. Чуров понемногу делал там ремонт, и вот почему они периодически наведывались в Максидом – на маршрутке или на сорок первом трамвае – и привозили оттуда всякие материалы для Викиной комнатки, а Вика предвкушала своё переселение.

В тот день, осенний и субботний, они зашли в Максидом вдвоём. Взяли тележку, добрались до отдела кроватей-чердаков и разных прочих дров, как выражалась мама Чурова про деревянные изделия. Выбрали быстро, не спорили, – точнее, это Байя выбрала, а Чуров не спорил, – а потом решили купить шурупов, потом смешать краску травянистого цвета, ну и – прямиком в отдел доставки, заказать чтобы.

– Давай я в шурупы, а ты в краску, – предложил Чуров. – Оттенок там выберешь. Такой, травянистый.

– А давай лучше ты в краску, – предложила Байя. – Я кровать выбрала, а оттенок ты.

А я пойду в шурупы. Размеры только дай, какие надо.

Чуров написал на клочке бумаги размеры шурупов, они договорились встретиться у кассы – кто первый придёт, очередь займёт – и разошлись. Чуров пошёл туда, где краска, а Байя двинулась к шурупам.