Малоизвестный Довлатов - Сергей Донатович Довлатов

том, что я изменил убеждения, — сказал Джон Смит, — точнее говоря, разочаровался в ценностях, под знаком которых проходила вся моя жизнь. В общем, кому бы тут сдаться?

— Товарищ полковник, он сдается. Сдается, говорю, раскаивается... Симпатичный такой. Зажигалку мне подарил в виде пистолета. Ага, понятно. Есть, все понял.

Он повесил трубку.

— Вы посидите, — сказал майор Джону Смиту, — нет, нет, не здесь, — остановил он диверсанта, который уселся в кресло под огромным портретом Дзержинского, — вы посидите в камере, а затем полковник Громобоев лично вас допросит.

— Меня будут пытать? — спросил Джон Смит. Майор искренне расхохотался:

— Мы такими делами не занимаемся. Вы не в гестапо, а в советском учреждении.

Однако майор сказал неправду. Пытки начались сразу после того, как захлопнулся штырь на обитых железом дверях. Дело в том, что за стеной какой-то пьяный уголовник целый день фальшиво распевал:

А я иду, шагаю по Москве...

Это была страшная пытка. Измученный шпион хотел уснуть, но ежеминутно его будил звонкий тенор соседа-арестанта:

...И я пройти еще смогу

Далекий Тихий океан,

И тундру, и тайгу...

Джон Смит начал колотить в стену табуреткой, но в ответ раздавалось:

...И если я по дому загрущу...

День и ночь прошли в страшных мучениях.

Тем временем в Москву через Никитские ворота проник Боб Кларк, американский шпион, задачей которого было разыскать Джона Смита и объединиться с ним для совместных действий.

То и дело оглядываясь, Боб Кларк шел по улице. Костюм его был тщательно продуман. Мягкая, надвинутая на глаза шляпа, темные очки, поднятый воротник. В правой руке он держал кусок сливочного мороженого. Левый карман его заметно оттопыривался. Там лежала портативная рация.

Все с удивлением провожали его глазами, ибо там, где шел Боб Кларк, на мягком асфальте оставались четкие следы в форме раздвоенного копыта.

— Видать, шпион, — сказал один прохожий, — у них всегда так, специальные чурки привяжет к галошам и коровой притворяется. Так и шастают через границу, так и шастают.

— Эвон сколько развелось ихнего брата, шпиона, — произнес другой.

— Не говори, — поддакнул третий, — от этих приезжих коренному москвичу житья не стало...

Боб Кларк поднялся на второй этаж. Вышла молодая полная женщина и сказала:

— Петра Ивановича нет дома. Я жду его. Заходите, выпейте чаю. Он должен был вернуться час назад. Я уже начинаю волноваться. Заходите же.

— Нет, нет, не беспокойтесь, — сказал Боб Кларк, — я загляну попозже.

Несколько часов он бродил по городу, спускался в метро, пил газированную воду, читал газеты, смотрел, как плещется река, стоял перед витриной антикварной лавки, которая оказалась салоном модных шляп, затем вновь направился по адресу.

— Еще не приходил, — сказала Надя, — не знаю, что и думать.

— Вы только не нервничайте, — сказал Боб Кларк, — вам нельзя... Сидит он где-нибудь с друзьями за кружкой пива...

Надя вздохнула. Она знала больше, чем предполагал Джон Смит, а чего не знала, о том догадывалась. Итак, Надя вздохнула и запела высоким чистым контральто:

Эх, нет цветка милей пиона

За окошком на лугу,

Полюбила я шпиона,

С ним расстаться не могу.

Эх, у Прасковьи муж водитель,

У Натальи муж завмаг,

У Татьяны укротитель,

У меня — идейный враг.

Эх, прилетел он из Небраски

На советские луга,

Но зато какие глазки

У идейного врага.

Эх, не шуми под ветром, поле,

Не дрожи, кленовый лист,

Ох, ты, дроля, милый дроля,

Почему ж ты не марксист?..

До вечера Боб Кларк ждал у ворот на лавочке, но Джон Смит так и не появился.

Боб Кларк расстегнул пуговку на вороте, снял пиджак и задумался. Потом он рассеянно откусил кусок сливочного мороженого и внезапно съел его целиком.

— Что же делать, — опомнился шпион, — как же я теперь без мороженого? Один в незнакомом городе. Загляну-ка я в Третьяковскую галерею. Столько слышал от разных туристов, а побывать не довелось.

Так он и сделал.

Наутро Джона Смита вызвал к себе полковник Громобоев. Он шагал по кабинету, задорно напевая:

Я суровый контрразведчик,

Не боюсь глубоких речек,

Не боюсь высоких крыш,

А боюсь я только мышь!

Джон Смит вошел.

— Кто вы такой? — спросил полковник.

— Майор Джон Паркер Смит, сотрудник американской разведки.

— Люди делом занимаются, а ты?..

— Я больше шпионить не буду, — сказал Джон Смит.

— Почему это вдруг?

— Мне надоело.

— А много ль ты успел набедокурить? — спросил полковник.

— Да как вам сказать, порядочно. Месяц назад в ресторане стул опрокинул, шуму было. Потом как-то раз за автобусом бежал, толкнул старушку. Стукнула она меня кошелкой по спине, но ничего, отлежался. Вот, кажется, и все.

Полковник задумался. В кабинете тикали часы. По карнизу шумно прогуливался голубь.

— Ладно, — сказал наконец Громобоев, — можешь идти.

— То есть как? — не понял диверсант.

— Ты свободен. Коллектив благодари. Химчистка № 7 берет тебя на поруки.

Бывший шпион недоверчиво взглянул на офицера, но тот с улыбкой кивнул ему и придвинул к себе бумаги, давая понять, что разговор окончен.

Джон Смит попрощался дрогнувшим голосом, направился к дверям, потом вернулся и сказал:

— Гражданин полковник, мне стыдно злоупотреблять вашим благородством, но один вопрос не дает мне покоя. Дело в том, что у меня есть домашнее животное.

— Какое именно? — спросил Громобоев.

— Да так, — ответил Джон Смит, — волчишка небольшой. Нельзя ли о нем позаботиться? Приобщить к созидательному труду?

— Ну что ж, — сказал полковник, — будет какой-нибудь склад охранять.

— Вы понимаете, какая штука, — возразил недавний диверсант, — он у меня вообще-то работник кабинетного толка.

— А как по характеру?

— Тонкий лирик со склонностью к унынию.

— Минутку, — сказал полковник и набрал короткий местный номер. — Майор Кузьмин? Говорит полковник Громобоев. Как у нас с медперсоналом в детских учреждениях? Острая нехватка? Ясно. Ну вот, — обратился он к Джону Смиту, — пускай оформляется