Девятый круг - Блейк Крауч

– Мы считаем, что Джессику Шедд убил как раз Лютер Кайт.

– Не сомневаюсь.

– Любая информация от вас была бы крайне полезной. Она может спасти не одну жизнь.

– Боюсь, здесь я вам помочь ничем не могу.

Вперед подался Макглэйд:

– Значит, вы с этим писателем взбивали масло? – спросил он заговорщицки.

– Не поняла.

– Ну, он раздвигал розовые шторки?

Вайолет молча обратилась ко мне за переводом, но я лишь прикрыла глаза и покачала головой.

– Он совал вам брызгающую соусом колбаску? Пускал чудо-червячка в волшебную норку? Вгонял протуберанец в черную дыру?

– В смысле, вы спали с Эндрю Томасом? – не выдержала наконец я.

Вайолет одним глотком допила пиво и кинула бутылку на ковер.

– Это не ваше дело.

– Прямо-таки не наше? – переспросил Макглэйд. – Если он по-прежнему дает вам деньги, то вы, наверное, знаете и то, где он может находиться.

– Я хочу, чтобы он сейчас же покинул мой дом, – указала на Макглэйда Вайолет. – Вы не копы, ни он, ни вы. Вы вошли только благодаря моей любезности.

Макглэйд подался вперед и, откинув полу, показал ей рукоятку своего «смит-вессона».

– Извольте. Но вначале я думаю прогуляться по дому, посмотреть, что у вас здесь. Может, найду что.

Она сложила руки на груди.

– Хоть обыщитесь. Ничего вы не найдете.

– В самом деле? – спросил он разочарованно, не ожидая, впрочем, в ответ ничего иного. Как и я.

– Мне скрывать нечего. Энди и Лютер для меня, можно сказать, из прошлой жизни. Их я не видела с той самой поры, как обгорела. То, что я не люблю рассуждать о жуткой части своего прошлого, не означает, что я что-то скрываю. Можете искать все, что вам заблагорассудится, где угодно, терять все время, которое у вас есть. Только не переворачивайте здесь все вверх дном.

Мы с Макглэйдом переглянулись. Я вообще не была уверена, стоит ли в доме чего-либо искать. Хотя мой компаньон немедленно принялся за поиски. Я осталась сидеть. Не из надежды, что Вайолет вдруг начнет раскалываться, а просто хотелось, чтобы она была на глазах. Не исключено, что она вооружена, а потому не хотелось, чтобы она чего-нибудь вытворила по отношению к нам или себе самой.

Макглэйд начал с кухни.

Слышно было, как он открыл холодильник, буркнул «Мать честная, ну и запашок» и снова хлопнул дверцей.

Вообще для такой работы он непригоден. Что он вообще рассчитывал найти в холодильнике? Какие улики и зацепки? Голову вонючего французского сыра?

Макглэйд с немилосердным шумом открыл и закрыл несколько стенных шкафов, после чего удалился наверх. Там он находился минут десять (я их отсчитывала по числу выкуренных Вайолет сигарет), после чего возвратился с пачкой дисков.

– Откуда это у вас?

– Что именно? – не сразу поняла Вайолет.

– Бутлеги[23] «Роллинг Стоунз».

– Точно не знаю. Где-то насобирала. Я в свое время очень увлекалась музыкой.

– А можно взять, с отдачей?

– То есть?

– Некоторые из них я ищу уже годами. Обязуюсь вернуть в целости и сохранности.

Я закатила глаза.

– Можете оставить себе, – махнула рукой Вайолет. – Я перенесла на компьютер.

– Правда? Вот спасибище!

– И это все, что ты нашел? – воскликнула я изумленно.

– Да ты прикалываешься. Ты понимаешь, что это эпохальная находка? Во, глянь: девяносто седьмой год, запись прямо с пульта.

– А, этот? – расцвела Вайолет. – В самом деле, великолепный концерт. Я, между прочим, на нем была. В переднем ряду. На меня лился пот с Джаггера[24].

– Круто. А где, кстати, ваш ребенок?

Мечтательное лицо Вайолет пронзила внезапная боль.

– Там наверху детская, – разъяснил Макглэйд. – Самая опрятная комната во всем доме. Но детского питания в холодильнике нет. Бутылочек в шкафах тоже. Дом воняет чем попало, но грязные подгузники в букет не входят. Так где же ребенок?

Вайолет ничего не ответила, а лишь остекленела глазами.

– Умер? – безжалостно спросил Макглэйд.

Я воззрилась на него. Пока у нас все шло в режиме «плохой коп/хороший коп». Шло уже слишком долго. При этом отрицательных эмоций я у Вайолет не улавливала. Более того, она всколыхнула во мне всплеск жалости.

– А вот теперь я настаиваю, чтобы вы ушли.

– Это был сынишка писателя? – упорно гнул свое Макглэйд. – А гонорары – это все для его содержания?

– Моего ребенка забрали органы опеки. Кто-то из соседей написал донос. Я почти миллион долларов извела на адвокатов, чтобы его вернуть. – Голос Вайолет болезненно дрогнул. – А мне не разрешают с ним даже видеться.

– Сколько ему теперь? – нежно спросила я.

– Скоро семь.

– Как его зовут?

– Макс. В честь отца, моего мужа, которого вместе с семьей умертвил Лютер Кайт. – Вайолет посмотрела на меня умоляющим взором. – Если б я знала хоть что-нибудь, способное навредить Лютеру, разве бы я вам об этом не сказала? Да первым делом! Этот нелюдь погубил мою жизнь. Но для улучшения своей участи я не могу сказать ничего. То есть вообще.

– Может, вы знаете что-нибудь, способное помочь другим? – предположила я.

Вайолет посидела молча, а затем ответила:

– Спасти никого нельзя, Джек. Удивительно, что вы этого до сих пор так и не поняли.

Я вынула из бумажника визитку и протянула ей.

– Если вы передумаете или у вас появятся какие-то соображения, прошу мне позвонить. В любое время.

– И за компакты спасибо, – с улыбкой поднял перед собой драгоценную стопку Макглэйд. – Если еще достанете роллинговских бутлегов, тоже звоните на этот номер.

Мы попрощались и вышли. Дождь прекратился, и стало вроде как холоднее.

– Ну что, – подытожила я на пути к машине. – Можно сказать, прокатились в удовольствие, но впустую.

– Ты с ума сошла? Да я теперь несколько сотен баксов подниму, если расторгую эти сидишки на «Ибэй».

Я осмотрела парковку: нет ли на ней, чего доброго, «Монте Карло».

Коротко гуднул айфон. Эсэмэска от Херба.

Всего два слова, заставившие сердце сжаться, как от хлесткого удара:

«ОПЯТЬ УБИЙСТВО».