Прекрасная художница - Мэри Николс

– Да, вы правы. – Френсис старалась говорить спокойно. – Через несколько лет у меня появится конкурентка.

– Ну уж нет, – сказал Маркус, – не думаю, чтобы Лавинии пришлось думать о том, как заработать на хлеб.

– Согласна, но это не значит, что ей не захочется применить свой талант, – резко возразила Френсис.

– Мужья обычно не любят талантливых жен.

– Неужели? – Надменный тон Маркуса вывел ее из себя. – Мой муж, например, полностью меня поддерживал. А теперь, когда его нет со мной, я занимаюсь живописью и преподаю, чтобы заполнить свою жизнь, доказать самой себе, что, если я и вдова, это еще не значит, что я нуль, я зарабатываю, чтобы помогать сиротам, а вовсе не ради куска хлеба. – Френсис показалось, что Лавиния издала сдавленный смешок.

Маркус улыбнулся.

– Ваша взяла, миледи, извините меня. А как идет портрет?

– Неплохо, милорд.

– Наверное, нелегко было заставить мою дочь сидеть спокойно?

– Надо было просто занять ее чем-то, что ее интересует.

– И как вы этого добились?

– Кролик помог, – вставила Лавиния. – Тот, которого мы нашли в саду.

– Кролик? – Маркус посмотрел на Френсис. – Так он жив?

– Естественно. Я же обещала Эндрю, а свое слово я держу.

Был ли это намек на то, что он не всегда выполнял свои обещания? Маркус не привык, чтобы его упрекали, и ему стало неприятно.

– И вы позволили Лавинии держать его?

– А почему нет? Его я тоже нарисовала, он помогает выразить характер ее милости.

Маркус нахмурился. С Лавинией и так нелегко справиться, а тут еще Френсис Коррингам ей потакает. Нет, он этого не допустит.

– Могу я посмотреть?

– На кролика? – удивленно спросила Френсис.

– Нет, конечно, на портрет.

– Нельзя, – твердо сказала Френсис. – Пока работа не закончена, я никогда ее не показываю.

На этот раз Лавиния засмеялась открыто.

– Мне кажется, папе никто еще никогда такого не говорил.

– Все бывает в первый раз.

Маркус глубоко вздохнул, превозмогая раздражение.

– Хорошо, подожду, пока вы закончите работу, миледи, – сухо сказал он. – Винни, нам пора ехать. Через полчаса у тебя урок танца в Стенмор-хаусе.

Френсис спустилась к выходу вместе с ними.

– Увидимся в понедельник, если это удобно твоему отцу, – сказала она и поцеловала Лавинию в щеку. Она и сама не знала, зачем это сделала, просто захотелось как-то приласкать девушку. К ее удивлению, Лавиния порывисто обняла ее и поцеловала в ответ.

– Лавиния, подожди меня в карете, – сказал Маркус, – я хочу поговорить с леди Коррингам.

Едва Лавиния вышла, Маркус повернулся к Френсис.

– Миледи, неужели нельзя было найти другой способ заставить ее сидеть спокойно?

– Ничего другого мне в голову не пришло, но я вспомнила, что она очень любит животных, и решила, что это наилучший выход.

– Я ей сказал, что кролика она не получит.

– Она и не получила, он живет в коробке у меня на кухне, и, как только совершенно поправится, я отпущу его на свободу.

– Я не об этом. Вам не кажется, что, поощряя сумасбродства моей дочери, вы подрываете мой авторитет в ее глазах?

– Вот уж не думала, что ваш авторитет настолько хрупкий, что его может подорвать какой-то кролик. – Подумать только, вместо того чтобы извиниться за свое поведение прошлым вечером, он беспардонно грубит. – По правде говоря, мне кажется, Лавиния мало того что робеет – она просто боится вас…

– Глупости! Да я ее ни разу в жизни и пальцем не тронул!

– С готовностью верю, ведь вы практически не бывали с нею, когда она была ребенком. – Этого не стоило говорить, но Френсис жаждала ссоры, у нее в душе кипел гнев на Маркуса, который по-чему-то решил, что с ней можно обращаться как угодно – поцеловать, когда захочется, и забыть об этом, – и гнев на себя за то, что все это допустила. – Дети нуждаются в обоих родителях, а, насколько я поняла, леди Лавиния и ее брат часто были предоставлены самим себе.

– Кто вам это сказал?

– Никто, – поспешно ответила Френсис, – сама догадалась.

– Может, ваша необыкновенная догадливость подсказала вам и причину?

– Нет, ваша светлость, – ответила Френсис ровным тоном, делая вид, что не заметила сарказма. – Но если этому есть причина, вам стоило бы объяснить ее своей дочери…

– Ах, так вы пытаетесь учить меня, как следует обращаться с дочерью. Наверное, вы большой специалист по воспитанию детей.

– Это удар ниже пояса, недостойный вас. Маркус был смущен, но гордость не позволила ему признать это открыто.

– Мы что, на ринге?

– Ну, если это единственный способ заставить вас понять…

– Понять что?

– Что детям нужна ласка.

– Выходит, я неласков по отношению к дочери? Только потому, что не разрешаю ей держать в доме животных?

– Нет, но…

– Предоставьте мне самому, миледи, разбираться со своей дочерью.

Легко ей обвинять его, не имея ни малейшего понятия об истинном положении дел, думал Маркус. Свою жену он совершенно не интересовал, ее привлекал только титул. Когда родилась Лавиния, она без конца твердила, что хотела мальчика, чтобы муж оставил ее в покое. А когда два года спустя родился Дункан, заявила, что все, она родила наследника и больше ничего ему не должна. С той поры каждый вел отдельную жизнь, якобы по причине ее слабого здоровья.

С детьми он виделся лишь от случая к случаю, и вот теперь оказалось, что почти их не знает. Однако ни в чьих поучениях он не нуждается. Взяв у Грили свою шляпу, Маркус водрузил ее на голову.

– Желаю приятного дня, миледи.

Френсис посмотрела ему вслед, потом пошла в столовую. Надо было поесть, но аппетита не было. Напрасно Маркус смотрит на нее свысока, как на служанку. Ничего, она поставит его на место. Если, конечно, он придет после сегодняшней стычки. Интересно, разрешит ли он Лавинии заниматься дальше? Если нет, она будет по ней скучать. Но больше всех потеряет, конечно, Лавиния.

Френсис продолжала сидеть за столом перед остывающей едой, когда появился Перси. Войдя следом за Грили в столовую, он снял шляпу и уселся за стол.

– Что-то ты, Фэнни, припозднилась с едой. Не забыла, что мы собирались покататься в моем новом фаэтоне?

– О господи, забыла, конечно. Прости, Перси, сейчас я быстренько переоденусь, подожди.

Френсис выбежала из столовой и через несколько минут появилась в зеленой шерстяной юбке и приталенной жакетке под цвет серебряных застежек. На темных кудрях сидела маленькая зеленая шляпка.