Мужчина в полный рост - Том Вулф

Внезапно он отступил на шаг и оглядел всего Роджера, от начищенных до блеска изящных туфель до белого воротничка и галстука от «Шарве».

— Так-так-та-а-ак… — Снова низкий, насмешливый голос черного парня из гетто. — Классный прикидон, братан! Ну, колись — как житуха-то?

— Откуда ты, братан, знаешь про «прикидон»? — Роджер невольно заговорил в той же нарочитой манере, что и Уэс.

— Да ладно те, братан, — ответил мэр, — не в курсах, что ли, — перед тобой свой кореш. Мистер «Гроза Атланты». А ты колись давай. Откуда такой чувак в костюмчике из «Ринджер Флизом энд Тик» знаком с «прикидоном»?

— А я те вот чё скажу, братан, на случай, если не в курсах, — продолжал Роджер все в той же манере, что и мэр, — у меня пацан растет, одиннадцать уже. Так что всю эту дрянь с улиц твоей «деревни» он тащит прямиком в дом — всякие словечки из гетто, все, что у этих пацанов клево.

Оба рассмеялись, и Роджер воспользовался моментом, чтобы окинуть взглядом старинного приятеля по студенческому братству. Перед ним был все тот же Уэс Джордан, пусть и слегка округлившийся, с пухлыми щеками, в отличном, но не идеального покроя темно-сером костюме с белой рубашкой и… «Взорвавшейся пиццей»! И этот туда же! Однако в лице Уэса появилась какая-то твердость, даже жесткость, а волосы сильно поредели. «Оно и к лучшему, — рассудил Роджер, — ведь старинный приятель — теперь мэр Атланты». С волосами Уэсу повезло — они всегда были прямее, чем у других, и послушно ложились волнами. Роджер вдруг подумал, что Уэс вполне мог бы сойти и за белого. Мог бы, задайся такой целью, пожелай он переехать в другой город и начать все сначала. Но для чего такому, как Уэс Джордан, становиться белым и начинать сначала? В сорок три он уже мэр города. Города, который входит в пятерку, а то и четверку главных городов Америки.

Нет, Уэсу не требовалось ничего доказывать в мандатной комиссии. Он принадлежал к самой настоящей высшей касте черных. К такой, что выше уж некуда. При первом же взгляде на Уэса Роджер убедился, что тот остался верен себе — блистал убийственной иронией, отточенной еще во времена учебы в колледже. Уэс оказался первым в их группе — по крайней мере, так считал Роджер, — кто стал отпускать шуточки по поводу бытовавшего среди чернокожих интеллектуалов и специалистов высокого класса обычая: приветствовать друг друга на языке черной подворотни. Таким образом, у черной элиты происходило подсознательное вытеснение чувства вины, вины за свою неизмеримо большую успешность в сравнении с чернокожими братьями, истинными обитателями улиц. Высококлассные специалисты и люди умственного труда выражали тем самым солидарность, извечную настороженность и бдительность перед лицом белых, по сути своей не видевших, да и не желавших видеть разницу между успешным предпринимателем и бедняком с улицы.

Однако Уэс всегда считал такое поведение притворством и, подражая манерам чернокожей братии, делал это с такой иронией, что только совсем уж недалекий пропускал ее мимо ушей. Уэс тоже был не без недостатков, однако никогда не терял уверенности и не сомневался насчет своего места в жизни.

Роджер сказал:

— Угадай, о ком я подумал, как только вошел в приемную?

— О ком?

— О профессоре Милфорде Померое.

— А-а-а… — протянул мэр, вспоминая. — Тот самый Пом-Пом Померой…

— А вот угадай почему.

— Попробую, попробую… Уж не потому ли, что разглядел на стенах кое-какие сокровища Ойо и Ово?

— Так и есть, — подтвердил Роджер, — что меня, надо признаться, поразило. Ты — и вдруг йорубское искусство?

— Да уж, постарался… развесил тут кое-что из этих… йорубских корней.

— Твоя секретарша…

— …Мисс Бизли, — все с той же улыбкой уточнил мэр.

— Очень привлекательная молодая особа, — заметил Роджер.

— Да, — согласился с ним мэр.

— Так вот, мисс Бизли рассказала мне, что это ты принес все эти штуковины. Не знал, что ты коллекционируешь йорубские предметы искусства. Уж не обессудьте, господин мэр, но такое коллекционирование совсем не вяжется с образом Уэса Джордана.

— Мисс Бизли сказала, что я коллекционирую йорубские предметы искусства?

— Ну, не совсем так… но что-то вроде того. Что ты принес их из дому — так она, кажется, сказала.

— Тут она права, — подтвердил Уэс, — тут секретарша действительно права. Вот в этом она безусловно права. — Еще одна отличительная черта Уэса: повторять одну и ту же фразу по нескольку раз, пока она не начинает звучать насмешливо или не преисполняется таинственного смысла. — Все это действительно принес я. В смысле, оно появилось здесь по моей инициативе. Вот что я скажу тебе, Роджер. Иногда быть мэром Атланты очень даже приятно. Все эти штуковины я получил в дар или на время, набрав всего лишь с десяток телефонных номеров, а с половиной собеседников так и вообще переговорил мой помощник. Все они из кожи вон лезли, стремясь оказать мне услугу. Я позвонил в Нигерию в лагосский Национальный музей, позвонил в Хаммеровское собрание… Арманда Хаммера, помнишь? Позвонил в Германию, в Линденский музей, который в Штутгарте, в нью-йоркскую Пэйс Гэллери… Кстати, Роджер, брат, это только между нами, идет? Между братом Уэсом и братом Роджером.

— О чем речь, конечно! — заверил его Роджер.

— В смысле, я ведь даже не знаю, почему ты здесь. Со слов Глэдис, беседовавшей с тобой по телефону, я понял, что ты был не больно-то разговорчив. Да, не очень-то разговорчив… — Снова улыбка.

— Сейчас все узнаешь. А пока продолжай, расскажи мне про все это. — Роджер широким жестом обвел гадательную чашу и мечи из слоновой кости.

— Ну так вот… Я им объяснил, чего именно хочу. Пообещал, что штуковины их возьму на время и если выставлю, то обеспечу надлежащие условия хранения. Насчет сроков ничего не говорил, а они и не спрашивали. Ну не то чтобы совсем… интересовались, конечно… однако ни на чем не настаивали.

— Но ты-то сам, Уэс, а? Ты же высмеивал все эти афроцентристские закидоны! То ли в восемьдесят седьмом, то ли в восемьдесят восьмом — помнишь? — была та самая пресс-конференция, в Чикаго кажется, на которой Джесси Джексон выступил со своими «афроамериканскими» заявлениями… все тогда начали вместо «черный» говорить «афроамериканец»? Ты же так потешался над этим Джексоном, что Альберт Хилл чуть животик не надорвал — я уж боялся, с ним плохо станет. А ведь он уважал Джексона, еще как уважал.

— Что ж, — мэр наклонил голову вбок и мудро улыбнулся, — времена меняются. Времена меняются… Да, времена меняются… И общественное мнение тоже.

— Общественное мнение?

— Общественное мнение и мнение группы целевого опроса.

— Группы целевого опроса? Ты прибегаешь к их помощи?

— Ну да. Впрочем, сейчас речь не об этом. Ты давай садись, — он показал Роджеру на белый диван, — выкладывай, с чем пришел. Чем я обязан такой чести?

Роджер присел на диван, а Уэс с другой стороны журнального столика подтянул внушительных размеров кресло и удобно устроился в нем, утонув в мягком сиденье.