Чудовища были добры ко мне - Генри Лайон Олди

– Господин Циклоп! Вы же не разбойник! – зачастил Натан, пытаясь успеть. Казалось: если он не сумеет убедить, умолить, Циклоп прямо сейчас достанет огромный ножик и разделает мальчика в лучшем виде. – Вы хороший человек! Вы мне жизнь спасли! Вас самого убить могли! А вы не побоялись… Зачем меня резать? Вы маг, вы просто скрываете от меня. Вы и так все узнать можете. Вы узнайте, а потом отпустите меня домой. Ладно? А я вам по гроб жизни… все, что захотите…

Циклоп слушал, не перебивал. Дождался, пока Натан умолкнет, выдохшись. Достал вышитый рунами кисет из желтой замши, вытряхнул на ладонь пахучий комочек смолы. Отправил в рот, принялся с задумчивостью жевать.

– По гроб жизни? Все, что захочу?

Натан поспешно закивал.

– Урок второй: не бросайся дурацкими обещаниями. Если я расскажу тебе, чего может захотеть добрейший с виду дедушка… Тебе будут сниться кошмары до конца жизни. Симон, не желаешь просветить молодого человека?

Высоченный старец в кресле спал, равнодушен к просвещению.

– Нет, так нет. Симон у нас молчун. Домой тебе нельзя, хитрец Натан. Небось, все соседи знают, куда тебя водили. Запоют хором: в Янтарный грот…

– Знают, – понурился Натан.

– Прикончат тебя, парень. Не сегодня, так завтра. И за наградой побегут.

– За какой наградой?

– Не знаю. Но уверен: будет награда. Скажем, десятина с имущества изменника. Остальное – в казну. Лучшая в мире подать: народ сам доносит, сам собирает, а казне – доход.

Натан с надеждой поднял взгляд на Циклопа:

– А если через неделю? Через месяц? Год?

– Обратись к провидицам, они скажут. Я не возьмусь. Ах да, провидиц тоже извели…

– Как же так? Там мама… – слезы градом катились по щекам. Зрячий глаз и незрячий старались вовсю. Натан ничего не мог поделать с предателями. – Я в порту работать хотел. Грузчиком. Как отец… Отец из-за меня… спасал, как мог… Один против всех! Его убили, а я…

– А ты выжил, – пожал плечами Циклоп. – Значит, твой отец погиб не зря.

– Зря! – закричал Натан, срывая горло. – Зря! Лучше бы он остался жив, а я сдох! Мне теперь даже домой нельзя! Мама с ума сойдет… Решит, что меня тоже убили… За что?! Что мы им сделали?!

Мальчика трясло, как в лихорадке.

– Жизнь не знает справедливости, – сказал Циклоп, когда Натан упал на топчан и зарылся лицом в подушку. – Жизнь и жестокость растут из одного корня. Хватит нюни распускать! У тебя хотя бы мать жива. Мне повезло меньше.

Старец в кресле проснулся. С интересом взглянул на Циклопа, ожидая продолжения. Чуть раньше сам Циклоп с похожим интересом рассматривал Натана. В комнате стало ощутимо теплее, как если бы чувства древнего старца имели природу огня.

– Симон, Симон, – покачал головой Циклоп. – По-прежнему падок на новенькое, да? Помнишь, что я сказал тебе в башне Красотки, когда ты собирался испепелить меня?

– Да, – кивнул старец по имени Симон. – Ты заявил, что я тебя не знаю. Ты был взволнован, и нес чепуху. Впрочем, ты всегда несешь чепуху.

– А что ответил мне ты?

– Что за двадцать лет я сто раз видел тебя у Красотки.

– Ты видел меня и раньше, – рассмеялся Циклоп. Смех его, как и руки, не знал тягот возраста. Так смеются еще молодые, в сущности, мужчины. – Просто запамятовал. Я был не из тех, кто запоминается. Хорошо, слушайте. Урок третий, хитрец Натан: отцы часто гибнут, защищая сыновей. Мой тоже бился один против многих. И что? Его труп достался воронам. А меня обрекли на тьму, рядом с которой мрак могилы – солнечный денёк…

Безвинно я качался в колыбели,

Когда меня колдунья закляла

И я повлекся по дорогам зла,

Срывая ледяные асфодели.

По гребням скал, что призраки обсели,

Вблизи щелей, где залегала мгла,

Незримая рука меня вела

На встречу с Бесом в адской цитадели.

Роберт Говард

Тьма клубилась плотным облаком. Сколько ни напрягай зрение – ничего не увидишь. Но Краш знал: если, наоборот, расслабиться, перестать до рези в глазах всматриваться в окружающий мрак и зажмуриться, оставив лишь крошечные щёлки между век – тьма начнет твердеть, застывая черным воском. Спустя дюжину ударов сердца можно будет разглядеть стены пещеры, сочащиеся влагой, плиту из полированного гранита, закрывающую вход, и широченный лаз под потолком, откуда веет теплом с легким запахом мускуса.

И еще – тлена.

Умение видеть в темноте пришло к нему недавно. Пять дней назад? Неделю? Краш потерял счет времени. Поначалу он считал дни своего заточения: еду и воду приносили раз в сутки. Но скоро он сбился со счета. Числа в голове стали путаться, и Краш бросил это бесплодное занятие. Какая разница, сколько он здесь: месяц или больше? Вот "темное зрение" – другое дело. С его помощью когда-нибудь удастся бежать из подземелий Шаннурана.

Едва придя в себя после безумного кошмара, куда его без жалости швырнули руки подземных воинов-а'шури, он мыслил лишь о побеге. Он вырвется из адских темниц, доберется до Аккарии и расскажет о страшной участи, постигшей деревню… И о несметных сокровищах, хранящихся в пещерах а'шури! Король Этнагон двинет на врага свою непобедимую армию. Пускай не для того, чтобы покарать зловещую расу, изрывшую тоннелями корни гор; пусть ради сокровищ – главное, погубителям деревни придет конец!

А если Крашу не поверят, он найдет могущественного мага, напросится к нему в ученики – ради мести он готов обречь собственную душу на заточение в нефритовом зеркале! – и когда выучится, громами и молниями обрушит своды пещер на головы а'шури!

Для начала требовалась сущая безделица: удачный побег.

* * *

…В первый же день мальчик на ощупь обследовал дверь и стены. В итоге он убедился: его сил не хватит на то, чтобы отодвинуть гранитную плиту, даже если ее и не запирает снаружи хитроумное устройство. Влажные стены в известковых потеках лишили Краша надежды на тайный ход. Но мальчик не отчаялся. Может быть, ему удастся проскользнуть мимо стража, когда тот принесет еду?

Краш с наслаждением убил бы тюремщика. Увы, ребенку не одолеть взрослого воина. Зато в проворстве он мог потягаться с угрюмым стражем. Едва гранитная плита со скрежетом двинулась с места, узник рванулся вперед. Миновав опешившего тюремщика, он не успел сделать и трех шагов, как оступился в непроглядном мраке, царившем за пределами пещеры, полетел вниз по гладким ступеням и лишь чудом не свернул себе шею.

Очнулся Краш на прежнем месте. В наказание за побег его оставили без еды. На полу стояла лишь глиняная плошка с водой. Мальчика терзали опасения, что голодом кара не ограничится. Его изобьют? Подвергнут мучительным пыткам? Нет, никто не явился истязать беглеца: о нем словно забыли. Дурея от скуки, густо замешанной на страхе, Краш вновь начал обследовать пещеру – и обратил внимание на слабый ток воздуха, идущий сверху.