Под знаком черного лебедя - Дэвид Митчелл

– Что?

– Он их кормил мясом пропавшего парня!

– Господи Исусе! – Я по-настоящему задрожал.

– Значит, если Барсук только перепугал тебя до усрачки, ты еще легко отделался. – Дуран хлопнул меня по плечу.

Канава – вонючая, будто кто-то напердел, – затопила тропу в одном месте, и мы оба с разбегу перепрыгнули потоп. Я, как великий спортсмен, перескочил на сухое место. Дуран замочил одну ногу до щиколотки.

– Так куда ты шел, Джейс?

(Вешатель перехватил «никуда».)

– Так, просто шел. От нечего делать.

Кроссовка Дурана хлюпала.

– Но куда-то ты же направлялся.

– Ну, понимаешь, – сознался я, – я слыхал, что верховая тропа ведет к туннелю под Мальвернскими холмами. Решил позырить.

– Туннель? – Дуран остановился и вроде как хлопнул меня по руке от удивления. – Да ведь и я шел его искать!

– А как же твоя бабушка в Уайт-Ливд-Оук?

– Я иду к ней через потерянный туннель, который для этого нужно найти! Понимаешь? Тот самый, который римляне построили, чтобы вторгнуться в Хирфорд.

– Римляне? Туннель?

– А как еще они могли выгнать этих сволочей-викингов? Видишь, я изучил историю. У меня и фонарик есть, и моток бечевки, и все прочее. Под Мальвернскими холмами проходят три туннеля. Один – железнодорожный, через который поезда ходят в Хирфорд. Там живет привидение – машинист в оранжевом комбинезоне, с черной полосой поперек, где его переехал поезд. Второй туннель – Министерства обороны.

– Что?

– Туннель, который прокопало Министерство обороны. Он ведет к бомбоубежищу. А вход в него – в отделе садовых товаров «Вулворта» в Большом Мальверне. Чесслово. Одна стена отдела садовых товаров фальшивая, она скрывает железную дверь, как в банке. Когда прозвучит сигнал «четыре минуты до ядерной бомбардировки», военная полиция эвакуирует туда всех сотрудников Королевского института связи и радиолокации. Еще туда пустят членов Мальвернского городского совета, директора «Вулворта» и заместителей директора. Ну и пару самых хорошеньких продавщиц захватят, чтобы размножаться. Так что моя сестра в пролете, верно? Потом дверь закроется, а от всех нас останется мокрое место.

– Это что, Келли тебе рассказала?

– Нет, мужик, у которого мой папка покупает лошадиный навоз для сада. Его приятель работает барменом в Королевском институте.

Значит, это все правда.

– Господи Исусе.

Мне показалось, что из камуфляжной кучки сосновых игл торчат оленьи рога Охотника Герна, но это оказалась ветка.

– Ну что ж, мы можем объединить силы, – сказал я. – Вместе искать третий туннель. Забытый.

– А кто же будет давать интервью «Мальверн-газеттир»? – Дуран пнул сосновую шишку, но промахнулся.

Я поддал ногой шишку, и она улетела вдоль сумрачной тропы.

– Мы оба.

Бежим по ромашковому полю со сверхсветовой скоростью, не отводя глаз от земли. Просто круть. Звезды-цветы и кометы-одуванчики проносятся по зеленой вселенной. Мы с Дураном добежали до сарая на той стороне – голова кружилась после межгалактического путешествия. Я смеялся больше Дурана, потому что его сухая кроссовка уже не была сухой – она блестела свежим коровьим навозом. Тюки соломы образовали лестницу, по которой можно было залезть на расчерченную дырками-квадратами крышу сарая, так что мы полезли. Флюгерное дерево с петухом отсюда было видно не слева направо, как из моего окна, а справа налево.

– Крутое место для пулеметного гнезда, – сказал я, демонстрируя свои познания в военном деле.

Дуран спихнул с ноги загаженную кроссовку и лег на спину.

Я тоже лег. Ржавое железо было жарким, как горячая грелка.

– Такова жизнь, – вздохнул Дуран чуть погодя.

– Да что ты говоришь, – отозвался я.

– Я сказал «такова жизнь», – тут же сострил он.

Я так и знал, что он так скажет.

– Как оригинально!

За несколько полей позади нас блеяли овцы с ягнятами.

За несколько полей впереди грохотал трактор.

– А твой предок когда-нибудь напивается? – спросил Дуран.

Если бы я сказал «да», то соврал бы, но если бы сказал «нет», то выглядел бы полнейшим педиком.

– Он пропускает пару рюмок, когда у нас гостит дядя Брайан.

– Я не про пару рюмок. Я спрашиваю: он когда-нибудь нажирается так, что… что не может слова сказать?

– Нет.

Это «нет» превратило разделяющие нас три фута в три мили.

– Нет. – Дуран закрыл глаза. – Твой папка, он и не похож на такого.

– Да ведь и твой не похож. Он такой… дружелюбный и шутит всегда…

Самолет сверкнул каплей ртути в темной высокой синеве.

– Максина это так называет… она говорит «папа потемнел». Она права. Это как солнечное затмение. Он начинает… ну, с пары банок пива и принимается шуметь и рассказывать несмешные анекдоты, над которыми мы все должны смеяться. Орет, и все такое. Соседи колотят в стену и ругаются. Он колотит в ответ, обзывает их по-всякому… потом запирается у себя в комнате, но у него там бутылки. Мы слышим, как он их бьет… Одну за другой… Потом он засыпает и спит, пока не проспится. Потом извиняется, просит прощения… клянется, что больше и в рот не возьмет… Это едва ли не хуже. Знаешь, на что это похоже? Как будто какой-то нытик, мерзкий плаксивый гад, который на самом деле не мой отец, занимает место моего отца на все время запоя, но на самом деле это не он… но об этом знаю только я… и мама, и Келли, и Салли, и Макс. А больше никто не знает. Все думают: «Вот Фрэнк Дуран показывает свое настоящее лицо». Но это неправда.

Дуран изогнул шею, глядя на меня:

– Но это правда. Нет, неправда. Нет, правда. Черт, откуда мне знать, что правда и что нет?

Прошла мучительная минута.

Зеленый цвет состоит из желтого и синего, и больше ни из чего, но когда смотришь на зеленый, то непонятно, куда делись желтый и синий. Это имеет какое-то отношение к папе Дурана. Вдруг оказывается, что это имеет отношение ко всему и всем. Но если я попытаюсь сказать это Дурану, то вызову бесчисленное количество бед.

– Небось не откажешься от холодненького «Вудпекера»? – Дуран шмыгнул носом.

– Сидра? Ты принес сидр?

– Нет. Папка его весь выпил. Но у меня есть банка «Айрн-брю».

«Айрн-брю» – это жидкая газированная жвачка, но я сказал: «Конечно, я буду», потому что не взял с собой никакого питья, а даже «Айрн-брю» лучше, чем ничего. Я думал, что буду пить студеную воду лесных ручьев, но единственная вода, которая мне попалась за все это время, была в той вонючей канаве.