Сервиз для безумного чаепития - Дарья Калинина

– Вот уж придумали!

– Хотите сказать, что не знали о болезни вашей матери?

– Первый раз о ней слышу! И она мне не отвечает. И дверь в ее квартиру стоит нараспашку. Мне это совсем не нравится!

Саша молчал. Разговор с Верой заставил его внезапно встревожиться. И почему Вера сказала, что входная дверь Шурыгиной стоит открытой? Саша хорошо помнил, как лично прикрыл дверь. Молодой человек также помнил, как щелкнул внутренний замок. Дверь была закрыта, сомнений нет. Как же получилось, что она теперь открыта?

Возможно, после их ухода Шурыгина бросилась в аптеку, в надежде купить себе болеутоляющее средство. Но обычно у людей, подверженных хроническим болячкам, в домашней аптечке необходимые для купирования приступа лекарства имеются в избытке. Хорошо, допустим, Шурыгина с момента последнего приступа не успела пополнить свой запас. Но она еле двигалась, даже их проводить до двери она не смогла. И что же? В таком состоянии Шурыгина побежала за лекарством? Сама?

– Скорей она бы уж попросила об этой услуге нас, – высказала свое мнение Кира, когда Саша передал девушкам суть разговора с дочерью Шурыгиной.

– Актриса не была похожа на человека, способного насиловать себя. Не потащилась бы она сама. Нас бы об услуге попросила. Знаю я таких дамочек, обожают других людей напрягать. А сами напрягаться не любят.

Саша чувствовал, как тревога охватывает его все сильней. Он вспомнил хрупкую миниатюрную Веру. Еще в первый момент, когда он увидел Шурыгину, то удивился, как у такой крупной женщины могла уродиться столь мелкая дочь. И вспомнил слова Веры, как они с мамой выживали в одиночку. Две маленькие хрупкие женщины! Вот что сказала Вера в тот раз про них с матерью. Хрупкие! Маленькие! При всей своей дочерней любви у Веры язык бы не повернулся назвать мать – хрупкой и маленькой. А значит…

Догадка осенила сыщика так внезапно, что он закричал:

– Я поворачиваю назад!

Они как раз находились на перекрестке, и Саша так стремительно вывернул руль, что девушки на заднем сиденье попадали друг на друга.

– Саша, Саша! Что с тобой!

– Это была не Шурыгина! – вопил Саша, как безумный давя на газ.

– Не Шурыгина? В каком это смысле не Шурыгина? А кто это был?

– Понятия не имею. Какая-то другая баба притворилась ею и разговаривала с нами от имени актрисы.

– И зачем?

– А где настоящая Шурыгина в это время была?

– На работе в театре, гуляла, спала!

– Ты глупости говоришь, Саша. Как это она гуляла или спала, когда ты лично с ней договорился о встрече! Она нас ждала!

Саша не говорил глупости, он просто не хотел пугать подруг. Отсутствие Шурыгиной в ее собственной квартире и подмена ее на какую-то другую даму были весьма опасным признаком. Ну, скажите, с какой стати Шурыгиной было бы вести себя таким образом? Зачем ей куда-то уходить, если она назначила встречу Саше и с нетерпением ждала его? Ясно, что Шурыгина сделала это не по своей воле. Она уступила свое место захватчице под действием посулов, угроз или даже прямого насилия.

– Ах, какого же дурака я свалял!

То-то ему сразу показалось странным, что по телефону у актрисы один голос, а в реальности совсем другой. Но он все списал на мигрень, которая разыгралась у Шурыгиной с такой силой, что напрочь исказила ее голос. Если бы он не загонял свои подозрения в дальний угол, а прямо с порога задал бы фальшивой Шурыгиной пару-тройку уточняющих вопросов, например, о той же Вере, многое могло бы проясниться. Например, если бы «бабушка» не сумела назвать имен своих внуков. Или ошиблась бы в их количестве. Такие оговорки нельзя было бы уже списать на плохое самочувствие.

Вспоминая, как вольготно расположилась самозванка в квартире Шурыгиной, сыщик понимал, это не к добру. Если обманщица занимала место Шурыгиной, совершенно не опасаясь того, что актриса может в неподходящий момент возникнуть в квартире и своим появлением разоблачить ее, то это говорило о худом.

– Куда мы?

– К Шурыгиной! Может быть, эта самозванка еще не успела удрать! Тогда нам надо будет хорошенько ее допросить, какого лешего она влезла в чужую шкуру.

Увы, когда трое сыщиков ворвались в квартиру, которую оставили чуть больше часа назад, там уже никого не было. Этого времени самозванке вполне хватило на то, чтобы покинуть поле боя.

– И что нам теперь делать?

– Искать!

– Кого?

– Шурыгину… Настоящую.

– Ты думаешь, что она тут?

– Не хотелось, чтобы это оказалось правдой, но может быть.

– Но если она тут, то почему сама к нам не выходит?

Саша молча посмотрел на Киру. И та прочла ответ в его глазах.

– Ой! Мне страшно! А вдруг она того…

Ирочка обвела взглядом вокруг себя.

– Квартира невелика, – заметила она. Мы ее живо обыщем.

– Только не будем расходиться! – взмолилась Кира. – Мне страшно! Если Шурыгина мертвая, я не хочу найти ее одна!

Ирочка тоже не хотела. Да и Саше, несмотря на всю его мужественность, совсем не улыбалось обнаружить тело пожилой дамы. Так втроем они и ходили из помещения в помещение. Осмотрели обе комнаты, побывали на кухне, посетили санузел, даже в кладовку заглянули, но и там никого не оказалось.

И Кира с облегчением сказала:

– Кажется, Шурыгина и впрямь куда-то ушла.

– Наверное, обманщица и ей что-нибудь наврала, чтобы выманить актрису надолго из дома. Да?

Но Саша ничего не ответил, он лишь показал пальцем на потолок.

– Намекаешь, что Шурыгина на небесах? – огорчилась Ирочка.

– Мы еще не заглянули на антресоли.

В квартире Шурыгиной потолки были высокими. Просто грех было их не использовать. И какой-то хозяйственный человек – мастер на все руки – умудрился соорудить в коридоре между кухней и прихожей небольшой тоннель над головой проживающих в квартире граждан. Антресоли – хорошо известное старшему поколению место, эдакая подвесная кладовка. В это открытое или снабженное с обеих сторон дверками пространство очень удобно было запихивать всякие коробки, старую технику и даже консервы. При обычной тесноте советских квартир эти метры над головой для многих становились настоящим спасением.

– Это последнее место, где может найтись Шурыгина. И чутье мне подсказывает, что она там.

Саше подсказывало не столько чутье, сколько стоящие у стены коробки. Один взгляд на них говорил о том, что коробкам этим не один десяток лет. Старые, покрытые пылью, они были уже не желтыми, а коричневыми от старости. Мумии картонной промышленности прошлых лет.

– Ну что? Я полезу. Пожелайте мне удачи.

– Удачи! – хором произнесли девушки.